— ...моей матерью.
— Я, кажется, помню вашу мать, — сказал граф. — Да, я помню ее, она была очень красива. Как жаль, что ее больше нет.
Прунелла ничего не ответила, и когда он посмотрел на нее, то заметил, что девушка опустила глаза и плотно сжала губы.
— Я сказал, что сожалею о смерти вашей матери, — с искренним сочувствием повторил он.
— Я слышала это, милорд.
— Где она умерла?
— Мне это неизвестно, — сухо ответила Прунелла.
— Вы должны понимать, что возбуждаете мое любопытство, мисс Браутон, — заметил граф.
— Я не желаю говорить об этом, милорд.
Я обратилась к вам в связи с Нанетт и вашим племянником.
—Это может подождать, — ответил граф. — Что это за тайна, связанная с вашей матерью?
Прунелла поднялась с кресла и подошла к окну, так же как это сделал граф некоторое время назад. Она смотрела в сад, а граф с интересом рассматривал ее стройную изящную фигуру, освещенную сейчас лучами солнца, которую до этого скрывало унылое серое платье. Через некоторое время, которое понадобилось ей, чтобы принять решение, Прунелла сказала, не поворачиваясь к графу лицом:
— Я полагаю, что, раньше или позже, вы все равно узнаете об этом, так что пусть это случится сейчас. Граф услышал, как она перевела дыхание и продолжила:
— Моя мать... сбежала из дому... шесть лет... назад.
— Похоже, это довольно распространенное развлечение в наших краях, — заметил граф.
— Я не собираюсь над этим смеяться, милорд, и теперь, когда вы узнали, что хотели, я буду вам очень признательна, если мы оставим эту тему. Имя моей матери не упоминалось в нашем доме после ее исчезновения. Последовало продолжительное молчание. Прунелла отошла от окна и снова села в кресло.
— Очевидно, что так же, как и я сам, ваша мать не могла более мириться с окружающей ее атмосферой, — сказал граф. — Вы скучаете по ней?
— Я не хочу говорить о моей матери, милорд, — отрезала Прунелла.
— Но мне это интересно, — настаивал граф, не желая проявить душевной чуткости и сострадания. — Теперь я вспомнил, какой она была красавицей и насколько старше ее был ваш отец. Он фактически был ровесником моего отца, которому было уже около пятидесяти, когда я родился. Прунелла ничего не ответила, и граф насмешливо продолжил:
— Значит, прекрасная леди Браутон последовала моему примеру и сменила нудную респектабельность на то, что все ханжи называют «жизнь во грехе»!
Он увидел, что Прунелла изменилась в лице, и закончил:
— Безусловно, за это положено наказаные, адский огонь и вечное проклятие, но я думаю, что даже оно намного приятнее и уж во всяком случае веселее, чем то, от чего и я, и ваша матушка сбежали.
— Я не должна выслушивать все это, милорд.
— Но вы выслушаете меня, потому что я так хочу, — ответил граф. — Совершенно ясно, что вы приговорили вашу мать к вечному проклятию, как, впрочем, и меня, и моего племянника, но мне было бы интересно узнать, по какому праву вы позво-ляете себе судить нас.
— Я никого не сужу, милорд, — возразила Прунелла. — Я просто прошу вас понять то положение, в каком вы оказались, возвратившись домой, и стараюсь объяс- нить, почему после смерти вашего отца я пыталась помогать людям, страдающим безо всякой вины.
— Весьма похвально! — воскликнул граф, но это не прозвучало как комплимент.
— Ваша личная жизнь совершенно меня не касается.
— Но вас возмущает то, что вы о ней знаете или предполагаете, что знаете, — настаивал граф. — Так же, как вас возмутил поступок собственной матери. На это она не смогла не ответить:
— Конечно, я была возмущена... Возмущена, испугана и шокирована. Как может женщина бросить своего мужа и свою... свою семью?
— Свою семью, — тихо повторил граф. — Удобное слово, не так ли? Вы хотели сказать, что она бросила вас! Он увидел боль, промелькнувшую в глазах Прунеллы, и добавил уже другим тоном:
— Когда вы будете в моем возрасте, мисс Браутон, вы поймете, что для каждого поступка существуют смягчающие обстоятельства и человек с добрым сердцем и тонким умом всегда сможет найти и понять их. Теперь наступила ее очередь удивляться. Прунелла внимательно посмотрела на него и проговорила:
— Возможно, вы... правы. Возможно, я воспринимала все только со своей стороны... И мне казалось, что это чудовищный эгоизм!
— Ваша мать уехала одна? Прунелла снова потупилась, и в его
душу закралась жалость к этой девушке. Она еле слышно прошептала: — Нет.
— Я думаю, она была влюблена, — сказал граф. — А любовь, дорогая мисс Браутон, — это чувство, которому невозможно противиться, хотя впоследствии можно испытать разочарование. То, как он это говорил, заставило Прунеллу вспомнить о его любви к женщине, с которой он бежал. Рассказывали, что она была очень красива и сначала они тайно встречались на прогулках верхом, а затем вместе исчезли, шокировав и возмутив своим поступком всю округу. Теперь Прунелла поняла, что не только ненависть к отцу заставила Джеральда спешно покинуть Уинслоу-холл, но и неукротимая любовь к женщине, такой же несчастной в своей семье, каким он был в своей. И она подумала, что то же самое наверняка случилось с ее матерью, которая действительно была намного моложе мужа: она вышла замуж, как только закончила свое образование, и скорее всего не испытывала нежных чувств к своему супругу. Отец Прунеллы на свой лад любил жену, но, видимо, никто не понимал, насколько несчастна и разочарована была ее мать, пока она не встретила... Прунелла остановилась. Она поклялась никогда больше не думать об этом человеке, которого безоговорочно осудила за то, что он соблазнил мать и отнял ее у семьи. Он всегда был очень мил и внимателен с Прунеллой, и она сама, будучи в то время подростком, влюбилась в него. Она считала его идеалом джентльмена, считала лучшей на свете его манеру ездить верхом, он говорил ей первые в жизни комплименты, и Прунелла бережно хранила их в сердце, а в ожидании его приезда серьезно занималась своей внешностью. А он предал не только отца, но и ее, убежав с матерью. Это было настолько ужасно, так непростительно, что Прунелла возненавидела не только его, но и мать, причем с такой яростью, что временами желала им смерти. Когда ее отец умер, она сказала: «Это мама убила его!», хотя хорошо знала, что он заболел задолго до ее побега. Правда, возможно, из-за этого он и не пытался выздороветь и потерял желание жить. Прунёлла знала, что отец сделал ее своей опорой, пытаясь заменить предавшую его жену. Она так стремилась загладить преступление матери, что ее преданность отцу изумляла всех, даже докторов. Но в глубине души девушка знала, что ею в первую очередь двигала не любовь к отцу, а ненависть к матери. Теперь же этот граф, который вел такую недостойную жизнь, предлагает ей не только простить, но, что еще труднее, понять мотивы, которые двигали ее матерью и им самим.
Так как Прунелла почувствовала, что он своими словами создал хаос в ее сознания и она не может ясно мыслить, девушка предпочла перейти к той теме, ради которой и приехала:
— Мне бы хотелось, милорд, вернуться к разговору о вашем племяннике. Вы обещали с сочувствием выслушать мою про сьбу, а я весьма обеспокоена его ухажива нием за Нанетт.
— Я готов побеседовать о Паско, — ска зал граф, — но сначала хотел бы выяснить одну вещь: ваша мать оставила наследство, и, насколько я понимаю, это значительное состояние, вашей сестре, обойдя вас?
— Мне непонятно, каким образом это может вас касаться, милорд, — резко ответила Прунелла, — однако могу вам сообщить, что она разделила его между нами поровну и каждая из нас должна была бы получить его, когда ей исполнится двадцать один год. Она замолчала, и тогда граф высказал свое предположение:
— И когда вы достигли совершеннолетия, то передали свою часть сестре.
— Да.
— Но у вас все еще достаточно собственных денег, чтобы тратить их на мое имение и моих слуг?
— Достаточно, милорд. Однако Нанетт всего лишь семнадцать лет, и богатство в этом возрасте — не только большая ответственность, оно может таить опасность.
