завопит: «Я Джонни Харлоу. И у меня только что украли пять бутылок шотландского виски из номера». Он ничего не сделает и ничего не скажет.
— Конечно, он ничего не скажет. Только что он подумает при этом?
— А кого интересуют мысли начинающего алкоголика? К тому же на нас уж точно никто не подумает. Ведь если бы это сделали мы, то на него сразу должны были бы посыпаться наказания. Так что же нам делать дальше? Пока мы не скажем ему ни слова. Поэтому он будет считать, что кражу совершил случайный вор. Может, даже кто-то из команды, где найдется кое-кто, способный на мелкую кражу.
— Значит, ему уже нельзя помочь ни в малой степени?
— Маленькие поблажки закончились. Будь он трижды проклят!
— Поздно уже, милая Мэри, — сказал Харлоу. — Я больше не могу быть гонщиком. Джонни Харлоу сошел. Спросите любого.
— Я не об этом прошу. Ты знаешь. Я о твоем пьянстве.
— Моем пьянстве? — Лицо Харлоу оставалось бесстрастным. — Кто это говорит?
— Все.
— Все лгут.
С этой репликой задушевный разговор был окончен. С ресниц Мэри сорвалась слеза, упала прямо на ее ручные часы, но Харлоу не произнес ни слова. Мэри попыталась взять себя в руки.
— Я сдаюсь. Глупо было стараться, — сказала она. — Джонни, ты идешь на прием к мэру?
— Нет.
— Я рассчитывала, что ты пойдешь со мной. Пожалуйста.
— И выставить тебя страдалицей? Нет.
— Почему ты не ходишь ни на какие приемы? Ведь там встретишь каждого третьего гонщика.
— Я не каждый третий гонщик. Я Джонни Харлоу. Я изгой, отверженный. У меня деликатная и утонченная натура, и я не люблю, когда делают вид, что не замечают меня.
Мэри положила обе руки на его ладонь.
— Я буду разговаривать с тобой, Джонни. Ты знаешь, я буду с тобой всегда.
— Знаю. — Харлоу сказал это без горечи и без иронии. — Я искалечил тебе жизнь, а ты будешь со мной всегда разговаривать. Лучше быть от меня подальше, юная Мэри. Я бомба.
— Некоторые взрывы я с удовольствием принимаю.
— Нам пора уходить. Тебе уже нужно переодеваться к вечернему приему. Я провожу тебя в гостиницу. — Харлоу сжал ее руку и покраснел.
Они вышли из кафе под руку. Другой рукой Мэри опиралась на трость. Харлоу нес вторую, приноравливая свои шаги к походке девушки. Они еще медленно шли по улице, когда Рори Мак-Элпайн выскочил из своего укрытия в неосвещенном парадном напротив кафе. Он посинел и дрожал от холодного ночного воздуха. Но, судя по выражению его лица, был вполне удовлетворен: мысли его были заняты чем-то более приятным, нежели размышления о температуре. Он последовал по другой стороне улицы за удаляющимися Харлоу и Мэри, держась на почтительном расстоянии от них. У первого перекрестка свернул направо и побежал в обход.
Он вернулся в гостиницу мокрым от пота и страшно запыхавшимся, потому что ни разу не остановился за всю дорогу. Бегом миновав вестибюль, он поднялся по лестнице в свой номер, умылся, причесал волосы, поправил галстук, какое-то время постоял у зеркала, примеряя выражение покорности и печали, и, когда - удовлетворился результатом тренировки, отправился в номер отца. Он постучал, услышал что-то вроде разрешения и вошел.
Апартаменты Джеймса Мак-Элпайна были самыми комфортабельными в гостинице. Будучи миллионером, Мак-Элпайн не видел резона стеснять себя в чем-либо. Но сейчас он не мог позволить себе расслабиться. Откинувшись в удобном и мягком кресле, символе комфорта, он сидел, углубившись в одному ему ведомые размышления, и оторвался от них, когда его сын закрыл дверь за собой.
— Так в чем дело, мой мальчик? Неужели нельзя было подождать до завтра?
— Нет, папа, нельзя.
— Тогда выкладывай побыстрее. Как видишь, я занят.
— Да, папа, я понимаю. — Вид Рори был печальный и покорный. — Но я должен кое-что сообщить тебе срочно. — Он нерешительно умолк, будто собираясь с духом. — Это о Джонни, папа.
— Свои мысли о Джонни Харлоу всегда держи глубоко при себе. — За внешней строгостью в словах отца промелькнул интерес и любопытство. — Мы все знаем, что ты думаешь о Харлоу и как относишься к нему.
— Да, папа. Я об этом подумал, прежде чем решил повидаться с тобой. — Рори опять нерешительно умолк. — Ты знаешь, что говорят о Харлоу? Всякие истории о том, как он пьет, о его пьянстве.
— Так что? — Голос Мак-Элпайна никак не изменился.
Рори с трудом удавалось сохранять на лице выражение смирения: его посещение оказывалось не таким уж и легким делом, как он рассчитывал.
— Это действительно так. Он пьет, я думаю. Я видел его пьющим в пабе.
— Спасибо, Рори, можешь идти. — Мак-Элпайн помолчал. — Выходит, ты тоже был в пабе?
— Я? Шел мимо, папа. Я был снаружи. Я видел все через стекло.
— Шпионил, малыш?
— Я проходил мимо. — В голосе сына зазвучала обида. Мак-Элпайн махнул рукой. Рори повернулся, чтобы уйти, но, посмотрев отцу в лицо, не удержавшись, сказал:
— Может быть, я и не люблю Джонни Харлоу. Но зато я люблю Мэри. Я люблю ее, может, больше всех в мире. — Мак-Элпайн кивнул, он знал, что это так. — Я не хочу видеть, как ее обижают. Она тоже была в пабе с Харлоу.
— Что? — Лицо Мак-Элпайна потемнело от гнева.
— Даю голову на отсечение.
— Ты уверен?
— Я уверен, отец. Совершенно уверен. У меня хорошие глаза.
— А я не очень уверен, — машинально сказал Мак-Элпайн. Понемногу он начинал успокаиваться, гневный блеск исчез из глаз. — Ничего не хочу об этом слушать. И запомни: я терпеть не могу, когда шпионят.
— Это не шпионство, отец. — Сознание собственной правоты порой выходило у Рори за обычные рамки. — Я поступил, как настоящий детектив. Когда доброе имя команды «Коронадо» ставится на карту...
Мак-Элпайн поднял руку, обрывая поток слов, и тяжко вздохнул.
— Хорошо, хорошо, благородный маленький монстр. Скажи Мэри, что я хочу ее видеть. Но не говори для чего.
Пять минут спустя на месте Рори уже стояла Мэри. В предчувствии неприятностей вид у нее был настороженный, взгляд строптивый.
— Кто тебе сообщил об этом? — сразу спросила она.
— Это как раз и неважно. Важно, так это или нет?
— Мне двадцать лет, папочка. — Она была спокойна. — Я бы могла не отвечать на такие вопросы. Я вполне уже могу сама за собой приглядеть.
— Ты можешь? Ты можешь? А если я выброшу тебя из команды «Коронадо»? У тебя нет денег, и, пока я жив, они не появятся. У тебя нет жилья. У тебя нет матери, по крайней мере ты ничего о ней не знаешь. У тебя нет квалификации. Кто возьмет на себя такую ответственность — брать на работу калеку без квалификации?
— Хотелось бы мне, чтобы ты повторил все эти ужасные слова, сказанные в мой адрес, при Джонни Харлоу.
— Замечу, между прочим, что я не стану реагировать на все это. Я тоже был независимым в свои молодые годы и так же, как ты, не ценил авторитет родителей. — Мак-Элпайн помолчал и спросил с ничем не прикрытым любопытством: — У тебя что, любовь с этим парнем?
— Он не просто парень. Он Джонни Харлоу. — Мак-Элпайн удивленно поднял брови, услышав страстную силу ее голоса. — А на.твой вопрос я бы в свою очередь спросила: имею ли я право хотя бы на малую
