толику свободы, на личную жизнь?
— Хорошо, хорошо, — вздохнул Мак-Элпайн. — Согласен. Ты ответишь на мои вопросы, а я скажу, почему спрашиваю тебя. О'кей?
Она кивнула.
— Одним словом: верно это или нет?
— Если твои шпионы считают это фактом, папа, то зачем еще спрашивать меня?
— Придержи свой язык. — Напоминание о шпионах задело Мак-Элпайна за живое.
— Извинись за выражение «придержи свой язык».
— Иисус! — Мак-Элпайн с удивлением глядел на дочь, решительную и одновременно раздраженную и восторженную. — А ты, как я посмотрю, вся в меня. Я извиняюсь. Он пил?
— Да.
— Что именно?
— Не знаю. Что-то прозрачное. Он сказал, что тоник с водой.
— И ты еще водишь компанию с этим лгуном. Тоник и чертова вода! Держись от него подальше, Мэри. Если не будешь слушаться, то отправлю тебя обратно домой, в Марсель.
— Почему, папа? Почему?
— Потому, видит Бог, что у меня достаточно неприятностей, а тут еще единственная дочь связывается с алкоголиком, который обречен на верную гибель.
— Джонни? Алкоголик? Послушай, папа, я знаю, он пьет совсем немного...
Мак-Элпайн жестом оборвал ее речь и схватил телефонную трубку.
— Говорит Мак-Элпайн. Не могли бы вы попросить мистера Даннета зайти ко мне? Да. Ладно. — Он повесил трубку. -Я обещал тебе объяснить, почему я задаю тебе эти вопросы. Я сделаю это. Я вынужден это сделать.
Вошел Даннет, плотно прикрыл за собою дверь. Он выглядел так, будто несколько минут назад был на королевском приеме. Когда Даннет уселся, Мак-Элпайн попросил холодно, даже неприязненно:
— Расскажи ей, Алексис, о нем, пожалуйста.
— Почему это должен сделать я, Джеймс? — Даннету было явно не по себе, вид у него в одну минуту стал недовольный.
— Так будет покороче. Она не поверит мне, поэтому я прошу тебя рассказать, что мы обнаружили в номере у Джонни.
Мэри с недоумением переводила взгляд с одного на другого.
— Вы посмели обыскивать номер Джонни? — догадалась она.
— С лучшими намерениями, Мэри, — ответил Даннет, глубоко вздыхая, — и слава Богу, что мы так сделали. До сих пор я сам себе не могу поверить. Мы нашли пять бутылок шотландского виски в его комнате. Одна наполовину пустая.
Мэри подавленно смотрела на него. Ясно было. она поверила. Когда Мак-Элпайн заговорил вновь, голос его звучал очень проникновенно.
— Сожалею. Мы все знаем о твоем отношении к нему, Мэри. Мы, между прочим, забрали и унесли эти проклятые бутылки.
— Вы унесли бутылки? — В безжизненном голосе ее слышалось недоумение. — Но вы тем самым выдали себя? Там появится полиция. Найдут отпечатки пальцев — ваши отпечатки пальцев. Тогда...
— Неужели ты предполагаешь, — перебил ее Мак-Элпайн, — что Джонни Харлоу скажет хотя бы одной живой душе хоть слово о том, что держал у себя в номере пять бутылок виски? Иди-ка, детка, переодеваться. Нам пора на этот чертов прием, через двадцать минут выходим и, кажется, без твоего бесценного Джонни.
Мэри продолжала оцепенело сидеть, лицо ее будто окаменело, глаза не мигая смотрели на отца. Напряжение прошло, и он мягко улыбнулся ей.
— Сожалею. Все это было совершенно неожиданно, — сказал он.
Даннет придерживал дверь, пока она выходила из номера. Оба проводили ее взглядами, полными сочувствия.
Глава 5
Для всемирного братства гонщиков на Гран При, как и для завзятых путешественников, гостиница — это все. Она место для сна, еды, отдыха. Сегодня для тебя, завтра для следующего безвестного бродяги. Но недавно отстроенная вилла-гостиница Чессни на окраине Монца совершенно не соответствовала этому трюизму. Превосходный замысел, превосходная постройка и великолепный ландшафт, огромные, с массой воздуха номера, со вкусом и удобно обставленные, прекрасные легкие балконы, роскошная еда и отличное обслуживание — все заставляло думать о гостинице как о лучшем пристанище для миллионеров.
Она и должна была стать им в недалеком будущем. Пока же вилле-гостинице Чессни еще только предстояло обрести свою клиентуру, свой стиль, репутацию, традиции. Для достижения этих желанных целей и нужна была реклама, которая одинаково важна и для первоклассной гостиницы и для любого захудалого ларька.
Поскольку ни один спорт в мире не привлекает к себе столько внимания, сколько международные гонки, то владельцы гостиницы сочли благоразумным предоставить за очень малую плату виллу-дворец лучшим гонщикам на Гран При, пока они проходили трассу по Италии. Лишь немногие из гонщиков не воспользовались приглашением, никто из них не раздумывал об особых причинах такого внимания: для всех было достаточным знать, что вилла-гостиница Чессни удобнее и дешевле всех тех австрийских гостиниц, которые они с большой благодарностью покинули двенадцать дней назад. Через год, вполне возможно, им не позволят даже переночевать здесь, но это будет еще только через год.
Была пятница, последняя в августе, и был теплый вечер, еще вовсе не требовалось включать кондиционеры, которые тем не менее вовсю работали, добросовестно охлаждая воздух до прохладной температуры. Этим как бы лишний раз подчеркивалась престижность гостиницы. Чессни была местом отдыха высоких гостей.
Мак-Элпайн и Даннет сидели рядом, но почти не видели друг друга из-за высоких спинок плюшевых кресел. Оба были заняты мыслями более серьезными, чем рассуждения о погоде и температуре помещения. Они почти не разговаривали, а если и обменивались репликами, то без всяких эмоций: ничто не могло их воодушевить. Даннет завозился в кресле.
— Наш загулявший парень все еще не вернулся с трассы.
— У него есть оправдание, — ответил Мак-Элпайн. — Я надеюсь, по крайней мере, что оно у него найдется. Все-таки он добросовестный в работе человек. Он думал сделать несколько кругов на больших скоростях, чтобы проверить подвески и переключение скоростей на своей новой машине.
— По всей видимости, передать это Траккиа было нельзя? — помрачнел Даннет.
— Само собой разумеется, Алексис, и я это знаю. Так положено по протоколу. Джонни не только номер первый в команде «Коронадо», но вообще первый гонщик в мире. Наши покровители весьма чуткие и очень оперативные люди. Они очень прислушиваются к мнению общества. Единственная причина, почему они пишут названия фирм на наших машинах, заключается в том, чтобы шире продавать повсюду свою продукцию. Гонщики для них — не предмет для благодеяний, они хотят исключительно рекламы. Девяносто девять и девять десятых процента их интересов лежат вне спорта, они знать ничего не хотят и посылают к черту все, что в нем происходит. Их касается лишь то, что привлекает внимание. А сейчас все внимание привлечено к Харлоу, к одному ему. И потому Харлоу получит самую лучшую и новейшую машину. Если он ее не получит, публика потеряет веру в Харлоу, в «Коронадо» и в нашу рекламу, и вовсе не обязательно, что она будет терять веру в такой последовательности.
— Ну что же, может быть, еще не настал день чудес для нас. В конце концов, ведь никто не видел и никто не знает, что он пил в эти двенадцать дней. Может быть, он всех нас еще удивит. До гонок на Гран При по Италии осталось всего два дня.
— Тогда зачем ему эти бутылки виски, которые мы совсем недавно унесли из его номера?
— Я бы сказал, что он испытывал себя на моральную устойчивость, но я уверен, что в это вы не поверите.
— Но верите ли вы?
