что он захочет сделать с этим богатством?
— У него есть свое могущество. Если где-нибудь поблизости растет заметус, он укажет дорогу. Держи его не очень крепко, так чтобы только не выронить из рук. По пути он покажет, куда нам.
Так как все это было частью незнакомого мне мира, я не возражала. Я поднялась на ноги, и, пока мы шли, держала охапку травы с одеревенелым сильно изогнутым корнем подальше от себя.
— Скоро сгустится туман. — Оомарк шел между нами, словно у него были все основания искать защиты. И он был прав. Уже начал наступать тот период, когда путь будет слишком скрыт от нас, чтобы идти по нему.
Но в этот самый момент пучок травы и корень в моей руке повернулись направо. И хотя я боролась против этого, он упрямо поворачивался именно в этом направлении. Я обратила на это внимание своих спутников и услышала в ответ вздох облегчения от Косгро.
— Туман сгущается… — Оомарк дергал его за один из клочков униформы, все еще облеплявших тело Косгро. — Нельзя идти дальше.
— Думаю, выбора нет, — ответил второй.
Я видела, что сейчас он еще сильнее горбится под весом Бартаре и прижимает одну руку к болтающейся на груди повязке, будто его беспокоит рана.
— Заметус может быть не так близко, — возразил Оомарк.
— Стой, где стоишь, — сказал мне Косгро. Потом протянул руку к корню, проверяя его на твердость, быстро отдернул пальцы и потер их о бедро.
— Думаю, ждать не имеет смысла. В любом случае, рискнуть придется. Здесь вообще никакого укрытия нет.
Мы как раз пришли к месту со множеством камней, и оно мне ни в малейшей степени не нравилось. Организовать здесь засаду было бы делом нетрудным, и мое воображение расставляло врага за каждым камнем, мимо которого мы проходили. Может, Оомарк и предпочел бы здесь спрятаться, но в моих глазах это место не сулило безопасности.
Когда я обходила эти булыжники, корень травы у меня в руке раскачивался и менял направление. А идти приходилось медленно, потому что земля была очень ненадежной: камушки, перекатывающиеся под ногами, да места, где легко было споткнуться.
Во время таких переходов повязки, которыми я обвязывала ноги, быстро изнашивались, и я знала, что если не обновлю их скоро, идти придется босиком — а я так боялась этого состояния! Так что время от времени я летела вперед с безрассудной скоростью, пока глухое предупреждение Косгро не замедляло меня.
Туман уже почти полностью сгустился, и от этого мы шли еще медленнее. В этот раз мы не слышали никаких предупреждений горна. И первый намек о близкой угрозе донес до нас воздух своим кисло- зловонным дыханием, достаточно сильным, чтобы я заткнула рот.
А Косгро втянул глубокий вдох миазмов. Он остановился, также как и я, и теперь обеими руками поправлял положение своего живого груза. Я видела лицо Бартаре, ее закрытые глаза, ее медленное ровное дыхание.
К сожалению, корень указывал прямо на источник этого зловония. Я оперлась о камень и взглянула на Косгро. Знал ли он, что там впереди? Что это? Осмелимся ли мы встретиться с этим лицом к лицу?
Наверное, он вычислял перевес сил. Дважды он шумно глубоко вдохнул. Оомарк припал к земле между нами, снова ища защиты, которую мы могли дать этому маленькому существу.
Наконец Косгро пожал плечами.
— Выбора у нас нет. Раньше или позже оно нас обнаружит, даже если мы замрем здесь. Но тогда у нас не останется шансов спастись.
— Что это?
— Один из падучих червей, я думаю. Но это не так уж важно — все Темные так или иначе воняют. Это одно из предостережений, которые есть у фольков; кажется, Темные частенько не знают, что так выдают себя тем, на кого охотятся. Идем же…
Я хотела отказаться, остаться на месте: камень у меня под рукой казался мне сейчас якорем безопасности. Но, как обычно, мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться высшему знанию.
Все еще держа указующий корень, я протиснулась между камней и пошла дальше. Отвратительный запах становился сильнее. И хотя я что было сил напрягала слух, но не слышала, чтобы кто-то двигался. Моя рука протянулась к тяжелой сумке с камнями, которую я все еще несла, взяв на ремень. Смогу ли я ее применить, если вдруг передо мной появится какое-нибудь чудовище? Я высвободила ее, чтобы в любой момент замахнуться.
Крайне неприятная вонь гниения мучила мое обоняние. Хотелось кашлять, но я не посмела. Оомарк обеими руками зажал нос и дышал через рот.
В тумане что-то закружило. Теперь стало ясно, что там что-то движется. Пальцы сжали мое плечо. Меня резко бросили к высокому камню. Потом Бартаре втолкнули мне в руки, и Косгро неровным движением разжал мою хватку вокруг сумки с камнями. Он пошел впереди нас, размахивая ею, будто проверяя вес и силу это убогого оружия. Оомарк плелся за мной.
У движения в темноте была какая-то темная сердцевина. Но туман опустился так плотно, что увидеть, что там ползло, можно было только с очень близкого расстояния. Мне не нужны были предупреждения от других, чтобы замереть в неподвижности; как бы я хотела умерить биение своего сердца, звук своего дыхания. Мне казалось, и то, и другое было сигналами, которые влекут на нас это нечто.
Темное сгущение в тумане становилось все более и более определенным. Оно приблизилось к краю завесы. Потом прорвался узкий темный клин, нацеленный в Косгро как острие копья, и на секунду или две мне подумалось: вот оно.
А затем оно стало хорошо видно: кольцеобразной формы, и передвигалось сокращениями и расширениями между гребнями хряща. Глаз, носа, рта я различить не могла — не видела ничего кроме черной плоти.
Оно неподвижно застыло на мгновение или два, потом метнулось к Косгро. Он обрушил сумку сбоку на его конусообразную голову с такой силой, что снес этот конус к камню слева, размазав его между камнями в сумке и неподатливо твердой поверхностью.
Звука не было; была струя вязкого липкого вещества. Потом дикими рывками на нас обрушилась вся масса этого ужасного тела, извиваясь и, похоже, молотя хлыстом. Косгро наносил удар за ударом, хотя не так удачно, как самый первый. Дважды оно с сокрушительной силой обхватывало его своим гибким телом. И все же, в то время как его разбитая голова висела безжизненно, Косгро снова вырывался на свободу.
Я ничем не могла ему помочь, только боялась за него. Это существо было, наверное, в три раза выше его, а в длину еще больше, и, казалось, переносило его удары, нисколько не пострадав.
В основном Косгро бил в его голову. Раз или два, когда он попадал в тиски захвата, я думала, что это конец. И я видела, что он уже изнемогал. Если первым же ударом он нанес чудовищу смертельный удар — то долго же оно умирало!
Дважды, когда его обвивали кольца, он по-прежнему старался бить в голову. Наконец голова упала на землю и лежала без движения, хотя вся остальная часть твари сворачивалась и разворачивалась кольцом. Он повернулся и посмотрел на меня. И в его взгляде было что-то такое, отчего я бросила Бартаре у стены и стала неистово оглядываться в поисках хоть какого-нибудь оружия.
Только камни! Я засунула корень-проводник в перед пиджака и схватила один, такой тяжелый, что поднять его до колен я смогла только обеими руками. Схватив его, я кое-как доплелась и опустила свой груз на извивающееся тело червя. Он неуклюже шлепнулся, поскольку времени целиться у меня не было. Должно быть, по удачному стечению обстоятельств, камень попал на чувствительное место, потому что кольца, все еще державшие Косгро, конвульсивно дернулись и ослабили хватку, так что он успел высвободиться и отпрыгнуть на безопасное расстояние до того, как они снова сжались.
Поспешив ко мне, он кое-как ухватил и оттащил меня назад как раз вовремя, потому что конвульсии стали бешеными. Червь дико колотил землю и камни, будто кнутом, в преддверии бесславного конца своего бренного существования. Сквозь град этих неистовых ударов я слышала, как Косгро тяжело дышал.
— Нам… надо… подняться… — Он подталкивал меня назад к детям. Потом, весь забрызганный кровью существа, излучая его отвратительную вонь, он остановился, чтобы поднять девочку.
