На второй урок пришла завуч. Она раздала листочки бумаги и сказала, чтобы мы написали на них всех членов семьи и свои адреса.
Это мы и в прошлом году делали и в позапрошлом, потому что к кому бабушка приехала, у кого брат родился или сестра - надо же знать, как меняются семьи.
- А собаку тоже вписывать? - спросил Семенов своим дурацким голосом.
Все засмеялись и тоже стали спрашивать:
- А кошку?
- А говорящего попугая? Он по-испански разговаривает.
Я веселился вместе со всеми, но потом, когда начал писать на этом листке, тут же и испугался. Как мне написать про папу?
Я написал свое имя и фамилию, маму вписал, а потом отложил ручку.
- Ты чего? - спросила Галя Кругляк. - Ручка не пишет?
Но я ей не ответил.
Хоть бы урок кончился, думал я. Я бы листок незаметно сдал - и все. А вдруг завтра завуч прочитает наши листки, придет в класс и спросит: «Что же ты про своего отца не написал? Он с вами живет или не живет?».
И я так сидел, сложив руки, потом снова взял ручку и стал изображать, будто сломалось у нее перо.
- Бери мою, - сказала Галя Кругляк, - я уже написала.
- Не надо, - ответил я.
Тут на меня посмотрела Анна Григорьевна.
- Что ты крутишься, Коля? - спросила она. - Уж не в туалет ли хочешь?
- В туалет, - сказал я и сразу вскочил.
- Ну, иди.
И я пошел из класса, опустив голову и стараясь ни на кого не смотреть. Коридор был пустой. Я старался топать потише, но все равно получалось громко. И я боялся - вдруг из учительской выйдет завуч, схватит за руку и станет меня расспрашивать, в чем дело. Я вбежал в туалет, подошел к окну и стал стоять там, повернувшись к коридору спиной.
А звонка все не было.
Из крана противно капала вода. Я попробовал его завернуть, но вода закапала еще сильнее.
Потом где-то хлопнула дверь, и кто-то затопал по коридору, шаркая одной йогой.
Я спрятался за дверь, но тот человек вошел все-таки в туалет. Это был семиклассник с длинным лицом. Я его узнавал по лицу все годы, пока учился, а как фамилия - не знал.
- Ты чего? - спросил семиклассник, заглянув за дверь.
- А ты чего?
- Я ничего. Я палец, видишь, ножичком порезал. Меня к медсестре послали. Только идти неохота. Я карандаш точил и порезал.
И тут я сразу сообразил. В эту же секунду сообразил, что мне надо сделать.
Я вытащил из кармана свой ножик и отогнул лезвие.
- Ты чего? - снова удивился семиклассник. Он мочил свой палец в воде.
- Палец себе сейчас порежу.
Семиклассник сначала отодвинулся испуганно, а потом обрадовался:
- Контрольную не хочешь писать? Понятно. Во выдумали: первого сентября - и контрольную. У нас такого не было.
Я провел ножом по пальцу и ничего не порезал.
- Ты закрой глаза и жми.
Я закрыл глаза и снова провел. Потом еще раз.
- Испугался? - спросил семиклассник.
Я снова поставил нож на палец.
Тут вдруг раздался звонок, и резать было теперь необязательно.
Я пошел в класс.
У двери стояла Галя Кругляк.
- А у нас сейчас будет киноурок.
Тут из класса вышла завуч с нашими листками. У нее было недовольное лицо.
«Неужели из-за меня!» - подумал я. Но Галя меня успокоила:
- Я за тебя дописала твоего отца. Смотрю, а ты его не вписал.
Я всегда, когда приближаюсь к нашей квартире, заранее ищу ключ. И сейчас тоже искал в карманах, потом в портфеле - на всякий случай, вдруг там, - потом снова в карманах.
Мама утром сказала, чтоб я обедал сам и ее не ждал.
А у нас сегодня родительское собрание.
Я положил портфель на подоконник и сел сам на него. У нас широкие подоконники на лестнице. Когда шли мимо жильцы, я отворачивался, чтоб они меня не расспрашивали.
Потом мне захотелось есть. Я оставил портфель на лестнице и решил походить вокруг дома. Однажды рядом с домом я нашел десять копеек.
«Найду еще и куплю себе слойку», - думал я.
Но деньги нигде не валялись.
Я снова вернулся к нашей двери и подергал ее. Она была заперта крепко. Тут вышла соседка.
- Что, Коля, дома нет никого?
- Никого, - сказал я.
- Пошли к нам. Поедим, телевизор посмотрим.
- Я тут подожду, - сказал я, хоть есть мне захотелось изо всех сил.
Я побежал вниз, а соседка еще смотрела на меня, стоя у своей двери.
На улице я увидел Свету со Степаном Константиновичем и Барри.
Они тоже меня увидели. Степан Константинович даже рукой замахал.
- Мы идем Барри тренировать, - сказала Света, - пошли с нами.
И я конечно пошел.
- У нас Барри через барьер прыгает, по лестнице ходит, а бум - не любит. Мы идем на площадку, где бум, - говорила Света по дороге.
- Как отдохнул, Коля? - спросил Степан Константинович.
- Так мы же вместе были в лагере, ты что - забыл? - сказала Света. - Коля там знамя спас, во время торжественной линейки.
- А что к нам не заходишь? Приходи. Придешь?
- Приду, - сказал я.
На площадке, как только Барри увидел бум, так сел - и его невозможно было сдвинуть с места. Степан Константинович долго его уговаривал.
Потом Степан Константинович сам поднялся на бум и стал бегать по бревну, даже подпрыгнул на одной ноге и чуть не свалился. А мы со Светой тянули к нему Барри.
Барри наконец пошел, тоже поднялся на бревно, присел и заскулил совсем как щенок.
- Не стыдно? Такая огромная собака - и пищит, - уговаривал его Степан Константинович.
Второй раз Барри прошел по бревну смелее.
Мы отдыхали, потому что устали больше, чем он. Ведь его надо было и поддерживать, и подталкивать, и уговаривать.
Потом мы снова повели его по бревну, уже без поддержки. Степан Константинович шел внизу и держал
