«Миллион слонов») со столицей в Луангпрабанге, который получил свое название от вышеупомянутого священного изображения. В 1563-м столицей Лансанга стал Вьентьян. Издавна на месте этого города было святилище, посвященное змею Нагову, который, по уверениям местных жителей, живет в ближайшей части Меконга. К XVIII веку Лансанг распался на три княжества: Луангпрабанг – на севере, Вьентьян – в центре и Тямпасак – на юге. В конце того же столетия все они подверглись тайскому завоеванию и стали частью Сиама. Еще век спустя в результате колониальных захватов Наполеона III часть бывшего Лансанга оказалась в составе Французского Индокитая. После ухода европейцев в середине ХХ века создались условия для возрождения Лаосского государства. В 1953 году провозглашено нейтральное Королевство Лаос. Уже тогда в стране были сильны позиции коммунистов, которые контролировали обширную, но малонаселенную горную часть страны, в основном на севере и вдоль границы с Вьетнамом. Противостояние двух систем выражалось то в коалиционных правительствах, то боевых действиях. С конца 1964 до 1972 года Соединенные Штаты осуществляют массированные бомбардировки «освобожденной зоны», которая, несмотря на это, постоянно расширяется. В декабре 1975 года провозглашена ЛНДР. Лаос – парламентская социалистическая республика. Народно-революционная партия Лаоса является единственной и правящей.
Федор Озаренов | Фото Андрея Семашко
Музеи мира:
Осень Средневековья
Музей расположен в самом сердце Латинского квартала – на углу бульваров СенМишель и Сен-Жермен. Туристов сюда влечет не только коллекция, но и архитектура музейного здания.
Давным-давно, когда Париж еще звался Лютецией и входил в Римскую империю, на этом месте располагались термы, остатки которых составляют часть музея. Термы делились на три больших зала: калдарий (для горячих ванн), сейчас практически разрушенный, тепидарий (для теплых ванн) и фригидарий (для холодных), сооруженный по образцу римских терм Траяна и сохранившийся лучше всего. Это единственная римская постройка на территории Франции, где полностью уцелели своды. Помещение так хорошо спроектировано, что даже в самые жаркие дни в этом просторном зале высотой 13,5 метра царит прохлада. Стены и пол обогревались при помощи системы свинцовых и глиняных труб, вода в которые поступала из котлов в подвалах. Летом они открыты для осмотра.
Позднее рядом с античными руинами появились дома, в том числе резиденция Пьера де Шалю, возглавлявшего в начале XIV века одно из самых богатых аббатств средневековой Франции – Клюни в Бургундии. В конце XV столетия другой настоятель Клюни, Жак д`Амбуаз, реконструировал парижскую резиденцию аббатства. Сохранившееся до наших дней здание – шедевр поздней, так называемой «пламенеющей», готики.
После Французской революции особняк Клюни был национализирован. В 1832 году коллекционер Александр дю Сомеррар разместил там свое собрание. В предшествующий период любителей изящных художеств из всей истории искусства интересовали в первую очередь античность и – в меньшей степени – итальянское Возрождение. И лишь эпоха романтизма открыла коллекционерам глаза на красоту неклассических художественных форм. Дю Сомеррар был в этом смысле героем своего времени: он собирал предметы искусства Средневековья. После его смерти в 1842 году здание и коллекция были выкуплены государством. Отошли к музею и термы, расчищенные при Людовике XVIII.
Ныне существующее здание соединяет часть терм и особняк. Этот странный симбиоз дает редчайшую возможность увидеть, как Средние века вырастают из античности. Ведь от смутных столетий раннего Средневековья уцелело крайне мало. Из-за этого возникает превратное ощущение, что античность ушла, не замеченная следующей эпохой, а культура Средневековья строилась практически на пустом месте, с нуля. А между тем она прочно стоит на античном основании. Комплекс Музея Клюни представляет собой метафору этого единства: прекрасный средневековый дом соединен с античными термами и вырастает из их фундаментов, что-то разрушает, что-то прагматично использует. Да и сама резиденция аббатов многократно достраивалась и перестраивалась: так появились ведущие в никуда лестницы, заложенные арки. А потом поверх всего этого легла поздняя архитектура музейного комплекса: современные железобетонные конструкции, стеклянные потолки. В результате возникает ощущение непрерывного развития. Здание растет, как живой организм.
Клюни – музей старый. И дело не в том, что его история насчитывает уже почти два столетия, а в том, что он сохранил многие родовые черты музеев XVIII – начала XIX века.
Современный зритель привык к художественным музеям иного рода – просветительским, имеющим деление по хронологии, национальным школам, отдельным мастерам. Главные возможности, которые дает такой музей, – образовательные. Экспозиция превращается в инструмент изучения истории искусства. Нам, привыкшим к залам Эрмитажа и Пушкинского музея, кажется, что такими музеи были всегда. Да и как еще показывать искусство? Конечно, по историко-монографическому принципу. Но, оказывается, музеи просветительского типа существуют не так уж давно. Их история насчитывает чуть более столетия, а раньше все было иначе.
По наблюдению известного музеолога Кеннета Хадсона, есть еще одна услуга, которую музей может оказать посетителям. Она состоит в развитии их любопытства (точнее того, что наиболее полно выражается английским словом curiosity). Владельцы кунсткамер XVIII века особенно не стремились ни располагать экспонаты привлекательным образом, ни хоть как-нибудь их пояснять. Того, что «куншты» существуют и собраны воедино, уже было достаточно, чтобы вызвать изумление, взволновать соприкосновением с неведомым. Интересно проследить, как слова «curious » и «curiosity», игравшие важную роль в Европе XVII– XVIII веков, в течение XIX столетия постепенно выцвели под влиянием новых представлений о респектабельности и научности. В английском языке прилагательное «curious» до сдачи своих позиций выражало широкий спектр положительных свойств и имело три различных значения:
• аккуратный, скрупулезный, внимательный к подробностям, стремящийся безупречно исполнить работу;
• прилежный в учении и жадный до сведений;
• возбуждающий интерес своими качествами или новизной.
Существительное «curiosity» означало и «усердие», и «странность», и «тонкое понимание, умение разбираться в чем-либо». Почти невозможно было представить себе умного и сведущего человека, который не был бы «curious». Тот факт, что сегодня это слово почти всегда означает «забавный, чудной, курьезный», красноречиво говорит о культуре нынешней эпохи. Стремление разобраться в чем-то самостоятельно стало признаком личности едва ли не маргинальной. А Клюни – это как раз музей для тех, в ком тяга к систематике не убила простое человеческое любопытство.
Трудно сказать, почему именно Клюни сохранил черты допросветительского музея. Отчего здесь жив дух древлехранилища, глиптотеки, «палаты диковин». Что это – магия архитектуры, влияние характера коллекций или хитроумный замысел экспозиционеров? Бродя по музею, решительно невозможно догадаться, что ждет тебя на следующем шагу. Почему за XII—XIII веками вдруг следует античность? Почему в одном зале выставлены изделия из кости IV века и религиозная живопись XIII столетия? Экспозиции представляют собой мешанину разнородных объектов, причем публику этот хаос явно устраивает, она чувствует себя в нем уютно. Посетитель может свободно потакать своим прихотям и выбирать то, что его влечет. Никто не пытается направлять его мысли в заданное русло, делать за него выбор. Здесь он – сам себе вожатый в мире искусства. Музей оказывается комфортным для тех, кого интересует не столько смена эпох и стилей, сколько само «тесто» культуры – тщательность и сложность ювелирного изделия или бытового предмета. Даже путеводители по Клюни не предлагают посетителю готовых маршрутов, а просто акцентируют внимание на жемчужинах собрания.
В 1757 году
