Натали бросила Гейджа? Слейд недоуменно покачал головой — это невозможно было даже представить.
Он взял галстук, повязал вокруг шеи и посмотрел в зеркало.
«Проклятье», — выругался Слейд. Галстук никак не завязывался, один конец был слишком длинным, другой — коротким. Можно пойти к Кэти, попросить ее. Она умеет. Женщины всегда все умеют. А Лара? Умеет она завязывать галстук? Когда-нибудь завязывала своим экс-мужьям? Он никогда бы не спросил имя того парня, или чем он занимался…
Или какого цвета у него волосы. Или глаза.
— Пропади все пропадом… — Слейд сдернул галстук, сунул его в карман, рывком открыл дверь и пошел вниз, в гостиную.
Через два часа он уже был в порядке. Так, по крайней мере, он себя убеждал. Надо только почаще себе это повторять, и тогда сам поверишь.
Именно это он шепнул Кэти, когда она танцевала с этой старой змеей, кузеном Лейтоном, а потом — сыну Лейтона, Грею, который искренне ненавидел своего отца; а после — Марте, когда целовал ее в щеку и сказал, что она была почти самой прекрасной женщиной в этой комнате.
— Какая очаровательная ложь, — заметила его мачеха, улыбаясь, — но, поскольку она исходит от самого красивого мужчины здесь, я ее ценю. — Она взяла его под руку. — Почему ты не танцуешь? Все женщины, достигшие половой зрелости, ждут не дождутся, когда ты окажешься столь любезен и разобьешь их сердца.
Слейд расхохотался.
— Обещаю сделать все что смогу, чтобы оправдать их ожидания. А как ты? Как это отец выпустил тебя из поля зрения?
Марта улыбнулась и взяла бокал шампанского с подноса официанта.
— Ты знаешь Джонаса. Он где-нибудь болтает со своими старушками. — Она отхлебнула вина, затем посмотрела на него снова. — У тебя и вправду все в порядке?
— Почему женщины всегда задают этот вопрос? — Слейд изобразил то, что, как он надеялся, слабо напоминало улыбку. — Сначала Кэти спрашивает, все ли у меня хорошо, теперь ты. — Он положил ладонь на ладонь Марты. — Да я в порядке. Просто последнее время было много дел, метался от одной работы к другой…
— Я не хотела бы показаться навязчивой, просто ты выглядел, как будто… А, ладно, неважно. — Марта мягко рассмеялась. — Ты прав — мы, женщины, порой бываем невыносимы. Как говорит твой отец, мы ищем проблемы там, где их нет.
— Ну на этот раз я с ним соглашусь. — Слейд глянул через плечо мачехи на кучку мужчин, сгрудившихся вокруг кого-то. — Что там происходит? Похоже на толпу футбольных фанатов.
Марта повернулась, посмотрела, куда он указывал, и рассмеялась.
— Это мои дочери. Они в центре всей этой — как ты назвал? — толпы фанатов.
— Твои дочери? Я их сто лет не видел. Три милые маленькие девочки, как я помню. Сэм, Мэнди и Кэрри. Глаза у Марты сверкнули.
— Ну теперь ты их сможешь так назвать лишь в том случае, если захочешь своей смерти. Сейчас они уже Саманта, Аманда и Карин. Пойдем, я тебя представлю.
Она подвела его к компании, и народ расступился. В центре оказались три юные женщины, способные заставить остановиться любое мужское сердце.
— Девочки, это младший сын Джонаса, Слейд. Не знаю, помните ли вы его, так что я вас представлю. Слейд, это Саманта.
Саманта оказалась рыжеволосой.
— Привет, — резво проговорила она и сверкнула зубками.
— А это Аманда.
Аманда была блондинкой.
— Здравствуйте, — сказала она и холодно улыбнулась.
— А это Карин, моя старшая дочь. Карин была брюнеткой и выглядела как деловая женщина.
— Рада познакомиться, — проговорила она и протянула руку.
— Так-так-так, — сказал Слейд, улыбнулся и в первый раз подумал, что вряд ли он сумеет развлечься на этой вечеринке.
Он старался. Дочери Марты тоже старались. Но как ни прекрасно было трио сестер, здесь, что называется, не хватало взаимного притяжения. Одна за другой девушки удалились, Карин задержалась.
— Кто бы она ни была, — сказала она мягко, — ты должен про нее забыть.
Слейд старался выглядеть так, будто у него все в порядке, и уже собрался возразить, но в конце концов кивнул, сунул руки глубоко в карманы и ответил, что это, безусловно, прекрасный совет, вот только если бы он мог им воспользоваться.
Он танцевал с красивыми женщинами, поболтал с Греем, и они договорились пообедать вместе, когда оба окажутся в Нью-Йорке. Он ел бутерброды и пил шампанское и наконец, устав от приклеенной улыбки, вышел наружу, на нижнюю из террас, каскадом спускавшихся к саду. Он отыскал укромный угол и уютную скамейку и тихо сел.
Может здесь, в тишине ночи, он наконец поймет, что происходит в его жизни?.. Сильный запах сигары прервал его размышления.
Слейд нахмурился и вскочил.
— Отец?
Из темноты послышалось довольное хихиканье.
— «Гавана» меня выдала, да?
Слейд повернулся и посмотрел на отца. Джонас, опираясь локтями на перила террасы, стоял с сигарой, зажатой в зубах.
— Я думал, ты в доме. Марта сказала, что ты где-то со своими приятелями.
— Я был. — Отец вынул сигару, оценивающе ее понюхал, затем снова прикусил. — Что ты здесь делаешь, мальчик? Разве тебе не нравится вся эта забавная чепуха внутри?
Слейд улыбнулся и облокотился на перила рядом с Джон асом.
— Отличная вечеринка, — заметил он.
— Отличная. Ты знаешь Кэти — если она что-нибудь решит сделать, то обязательно сделает.
— Она любит тебя, — сказал Слейд и сквозь темноту вгляделся в лицо отца, — несмотря на твои попытки убедить ее в обратном.
Джонас кивнул.
— Как если бы она была от моей плоти и крови.
— От плоти и крови еще ничего не значит, отец.
— Значит, когда ты приблизился к той точке дороги, откуда ясно видишь ее конец. Слейд рассмеялся.
— Ты нас всех переживешь.
— Но я точно не переживу «Эспаду», поэтому она перейдет к тому, чья фамилия Бэрон.
— Кэти лучше, чем Бэроны. Она любит тебя и любит это место.
— Ты думаешь, я настолько глуп? — Джонас помахал рукой, исключая протесты. — Я все это знаю.
— Но тогда…
— Что тогда? Ну, говори, мальчик, я мысли читать не умею.
Слейд напрягся.
— Да, — сказал он холодно, — не умеешь. Если бы умел, то догадался бы, что если назовешь меня еще раз «мальчик», то я за себя…
— Нет, ну вы только поглядите! — Джонас захихикал, выбросил сигару и повернулся к сыну. — А я смотрю, ты по-прежнему смышленый. Вся эта суета с бабами на тебе не отразилась…
— Я проектирую офисные здания, — процедил Слейд сквозь зубы, презирая себя за то, что начал оправдываться. — И чертовски хорошие. Ты бы знал об этом, если бы хоть иногда высовывал свой нос за…
