Сердце у Лары было как будто сжато тисками. Она крепко обняла миссис Краусс, которая выглядела озадаченной и испуганной.
— Прощайте, — прошептала она, ничего не видя из-за пелены слез, и поспешно забралась в машину. Слейд сел с Майклом на руках. Дверца захлопнулась за ним, как бы ставя последнюю точку.
Она играла в опасную игру, теперь Лара это поняла и выиграла Майкла, но потеряла все остальное; гордость, независимость, свободу.
Она больше не была Ларой Стивенc, она была женой Слейда Бэрона.
Они сидели рядом в салоне первого класса, два чужих человека, не имевших ничего общего, кроме ночи страсти.
И ребенка.
Лара задрожала и крепче обняла сына. Он спал спокойно, прижимаясь к ее груди и обнимая любимого медвежонка. Он кричал первые несколько минут полета, и симпатичная стюардесса сказала ей, что, возможно, это от перепада давления, но сердце Лары говорило, что он плакал о той жизни, которую они оставили позади, и о неизвестном будущем, которое ждало их.
Слейд попытался успокоить ребенка. Он хотел взять Майкла из ее рук, но она не позволила.
— Я буду держать сама, — сказала она.
Глаза у него потемнели, и она ждала, что он станет настаивать, но он не стал. Он открыл свой кейс и вытащил пачку бумаг. Через несколько минут он забыл о Майкле.
Лара сжала губы.
Этого следовало ожидать. Слейд хотел не сына, а победы. Теперь она у него есть, и он потерял интерес. Хотя, когда он сегодня взял Майкла из кроватки, ей показалось, что у него в глазах мелькнуло что-то настоящее, любящее.
Настоящее? Любящее?! Он не способен на это.
Лара подавила рыдания и прижалась губами к головке сына.
Если Слейд и любил кого-то, то только себя. Он уже потерял интерес к Майклу. Хорошо, если отсутствие интереса превратится в скуку. А может быть, потом вполне вероятно — он позволит своей нежеланной жене и трофейному сыну вернуться к своей жизни.
Лара откинулась на сиденье, крепче обняла Майкла и устало закрыла глаза.
До тех пор ей нужно будет сделать все, что можно, не для себя, а для сына.
Слейд уставился ничего не видящими глазами в бумаги, разложенные на столике, и думал о том, что же, черт возьми, он теперь должен делать.
Сделать все, что можно, — не для себя, для сына — это и так понятно, но как быть с Ларой?
Ларой, его женой.
Все это было слишком. Он летел в пятницу на юг, на встречу, затем на уик-энд в Техас. Встреча состоялась.
Он слетал в Техас. А теперь он возвращается домой с женой и сыном.
Его сыном.
Это сочетание казалось до сих пор таким странным. Сама мысль об этом грела кровь. Он не думал заводить ребенка — сейчас уж точно нет, а может, и никогда.
Но сегодня утром он посмотрел на сонного младенца — и весь его мир в одно мгновение будто поставили вверх тормашками. А потом он взял парнишку на руки…
О, черт.
Надо кончать думать об этом, иначе он никогда не сможет сосредоточиться. А сосредоточиться было необходимо.
То, что он сделал сегодня утром, было, в сущности, немыслимо.
У него теперь жена, ее зовут Лара. Кроме этого, он ни черта о ней не знает. Она великолепна в постели, но, в свете последних событий, не исключено, что ему придется забыть об этой части их отношений.
Отношений? Слейд подавил стон: у него нет никаких отношений с этой женщиной. Она отказалась от ланча в самолете. Это был крабовый салат, а она сказала «нет». Потому, что не любит крабов? Потому, что никогда не ест ланч?
Или потому, что ненавидит его?
Он бросил на жену быстрый взгляд. Она откинулась на спинку кресла, прижимая Майкла, глаза у нее были закрыты. Она спала или просто избегала его?
Так много вопросов, и никаких ответов. Но это ничего, два современных человека прекрасно могут жить вместе, поддерживая цивилизованные отношения, притворяясь, что не презирают друг друга, — все ради сына.
Но он не этого хотел от Лары. Он ненавидел ее не за то, что она сделала, не за то, что намеренно забеременела и не сказала ему, а за все остальное: за то, какой она была в его руках месяцы назад — ее шепот, ее ласки, тепло ее кожи, вкус ее губ… И все это было ложью. Не его она хотела, а его способность делать детей.
Прошлой ночью она таяла в его руках. О Господи, он чувствовал ее, ее мягкость. Он мог бы овладеть ею там же, на этой стоянке, прижать к машине, войти в нее. Ощутить ее горячий рот, почувствовать ее ласковые пальцы…
— Уважаемые пассажиры, самолет заходит на посадку, мы прибываем в Логан-аэропорт. Леди и джентльмены, погода в Бостоне ясная и солнечная…
«Ясная и солнечная», — подумал Слейд и едва не рассмеялся.
Он почувствовал, как дрогнуло сиденье Лары. Майкл зашевелился, Слейд повернулся к нему и протянул руки. Лара посмотрела на него.
— Дай мне моего сына, — холодно сказал он.
Слейд видел, как краска сошла с ее лица. Она медленно протянула ребенка. Он забрал его, почувствовав, как дрожат у нее руки.
Она боялась.
«Отлично», — подумал он, это как раз то, чего он ждал: страха, ужаса. Потому что сам умирал от страха. Просто Лара об этом никогда не узнает.
Он оставил свою машину на стоянке у аэропорта. Размещать женщину, ребенка, его стульчик, разный багаж и сумку, набитую пеленками, игрушками, баночками с соком, коробочками с печеньем, в «ягуаре» было не просто. Лара стояла и держала Майкла, не говоря ни слова, пока он укладывал вещи и устанавливал сиденье для ребенка, но у Слейда было ощущение, что она смеется над ним.
«Смеется», — мрачно подумал он. А кто виноват, что он покинул Бостон холостяком, а вернулся с женой и сыном?
Вскоре они уже были на трассе, ведущей в Бэкон-Хилл. Оба молчали, и Слейда тяготило это безмолвие.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Моя свобода, — вежливо ответила Лара. Его подбородок напрягся, но он сумел справиться с собой.
— Я имею в виду, для Майкла. Можем остановиться в супермаркете, если хочешь.
Она посмотрела на него. Он держал руль автоматически, без напряжения. Он был из тех водителей, которые позволяют силе машины передаваться в мускулы и кровь.
— Мне много чего понадобится, если ты действительно собираешься держать нас здесь. Слейд одарил ее легкой улыбкой.
— Надеялась, я оттаю, милочка? Разверну машину, отвезу тебя обратно в Логан и посажу на самолет в Балтимор?
— Он стер улыбку. — Не надейся. Ты останешься здесь, а я попытаюсь быть цивилизованным. Скажи, что тебе нужно, мы остановимся и купим.
Лара отвернулась и посмотрела в окно. Город выглядел серым даже летним вечером. Серым, старым и чужим.
— Кроватка, — сказала она, пытаясь не показать своего страха. — Манеж, высокий стульчик, коляска.
