— Мисс Стюарт, эти люди ни при чем. Сами старайтесь не усложнять свою жизнь, — сказал он холодно. Взял меню и стал изучать.
Миранда вздохнула и открыла свое. «Быстро заказать, — подумала она, — еще быстрее все съесть и как можно быстрее уйти отсюда. Благотворительность… Так он, кажется, назвал эту заботу обо мне? Тем лучше…»
— Выбрала?
Взглянула. На его лице вместо прежней откровенной неприязни — вежливая холодная любезность. Да, она права! Он ждет-не дождется, когда закончится неприятное для него происшествие. Почему-то ей стало грустно.
— Мисс Стюарт, а-уу?
Улыбнулась. Заглянула в меню. «Перечень загадочных названий французской и голландской кухни на пяти страницах. Если бы знать, чем одно блюдо отличается от другого!..»
— Мне все равно. Суп можно. Ветчину, фриты… Гамбургер, например. Яичницу с беконом… Что закажете, все будет одинаково хорошо, — Миранда отложила в сторону меню и улыбнулась.
Дэниел кивнул ей и сделал знак метрдотелю.
— Кофе мне, — сказал он, — а даме для начала — гороховый суп, потом — ветчину и фриты.
— Да, сэр!
— Еще она хотела бы гамбургер. На подобострастной физиономии лакея брови поползли вверх, но…
— Да, сэр! Конечно, сэр!
— И еще — яичницу с беконом. Метрдотель встретился глазами с Дэниелом, когда тот отдавал меню.
— Десерт закажем после, — добавил Дэниел, оригинально откомментировав случайную встречу взглядов.
— Я по-прежнему вдохновляю вас на трюкачество? — спросила Миранда, наклонившись к нему через стол. — Для чего вы все это заказали? Чтобы было посмешней?
— Ничуть, — пожал он плечами. — Мы попросим завернуть с собой то, что вы не осилите за ужин.
— Хорошо. Действительно, все разом одолеть невозможно.
Проглотив ложку супа, она уже не могла остановиться…
— Спасибо, — сказала Миранда, когда съела все, что заказала. — Большое спасибо. Кажется, вкуснее никогда не ела.
— Я полагал, что ты несколько преувеличиваешь. Теперь вижу: лучший врач — тарелка супа… Миранда почувствовала неловкость:
— Нельзя сказать, что я все время голодаю, но…
— Ты американка? — перебил он. Миранда кивнула.
— Вы же тоже американец. Я сразу почувствовала, что нас что-то роднит, — она нерешительно улыбнулась.
Он не заметил улыбки. Во всяком случае, сделал вид.
— Ты когда приехала в Голландию?
— Чуть больше пяти месяцев. «Кажется, он не злой, — подумала Миранда. — Самое время объяснить мои обстоятельства».
— Я приехала в Амстердам, потому что… Вы, конечно, знаете, что Амстердам считается в мире…
— Я примерно представляю, что такое Амстердам, мисс Стюарт. Свободы навалом… Легкость жизни необыкновенная, которая вас поначалу вдохновила, а потом обнадежила…
Миранда рассмеялась.
— Да нет! Совсем не то, мистер Торп. Я как раз хочу сказать, что я приехала в Амстердам… Он резко наклонился к ней и, не дав договорить, спросил:
— Разве можно так жить? Быть вольной пташкой — одно, а набитой дурой — совсем другое. Миранда вспыхнула.
— Если бы вы дали мне возможность объяснить, то…
— Ты же, как… цыганка, черт возьми! Нельзя же так жить, честное слово! Нельзя быть такой легкомысленной.
Взглянула на него:
— Согласна с вами в отношении легкомыслия. Но именно про меня так нельзя сказать. Я много работаю, как, вероятно, и вы, и многие другие.
— Полагаю, что ты права. Ходить по рукам у мужиков — не легкая работенка.
Краска малиново залила ее лицо, шею: «Какой же он негодяй!»
— Нет, совсем нет! — ответила спокойно. «Что он знает о моей жизни и вообще про жизнь и труд художника, — думала Миранда. — Три месяца назад, позируя часами скульптору, я еле двигалась, уходя домой. Икры ног кололи тысячи иголок. А преподаватели живописи… Как тщательно разбирают они все мои промахи!»
— Нет, — повторила она, и глаза ее сверкнули. — Это в самом деле нелегкий труд. Ведь каждый, поймите, подходит по-разному и при этом требует полной отдачи. — Изобразив обольстительную улыбку, добавила:
— Но, могу сказать, что меня хвалят и даже ценят. Это свойственно мне. Я бы…
«Ну, опять!» — подумала Миранда, когда он схватил и с силой сдавил ее ладонь.
— Мне больно, уберите руку! Что вы себе…
— Ну, наконец-то, Дэниел! — раздался радостный возглас рядом. — Я уже беспокоиться начала.
Дэниел мгновенно убрал руку, и Миранда поразилась, с какой готовностью он вскочил, отставив стул. У столика возникла седая немолодая дама. «Мягкие черты лица и прыгающие чертики в голубизне проницательных глаз…»
Дэниел нахмурился.
— Тетя Софи, что вы здесь делаете?
— Ну, как тебе сказать. Обещал вернуться до обеда, а все нет и нет, — говорила она ему, глядя на Миранду. — И не позвонил. Все утро ждала тебя. И сейчас, Дэниел, жду, сообразишь ли ты, наконец, представить меня твоей очаровательной даме.
— Тетя Софи, это — Миранда Стюарт, — произнес он без особого энтузиазма. Взглянул с плохо скрытой злобой на Миранду. — Софи Прескотт. Моя тетя.
Миранда перевела взгляд на пожилую особу и, подумав, улыбнулась ей:
— Рада познакомиться!
— Дэниел, — воскликнула дама. — Где твои манеры? Мог бы и пригласить меня…
— Мог бы, и не без удовольствия, но Миранда уже уходит.
— Нонсенс, дорогой. — Софи Прескотт сама отодвинула стул и села рядом с Мирандой, не обратив внимания на неудовольствие племянника. — Вы ведь не уйдете, пока я, с вашего позволения, закажу чашку чая. Да, мисс Стюарт?
— Да, конечно. Но…
— Спасибо. Простите мою навязчивость, дорогая, где вы познакомились с моим Дэниелом?
— Тетя Софи, ради Бога…
— Вы художница, мисс Стюарт?
— Да, — ответила Миранда, изумленно подняв брови. — Совершенно верно, но как вы… Софи весело рассмеялась:
— Ах, дорогая! Вся моя юность прошла в Париже. В милом, славном Париже… Мне знаком каждый камушек на Монмартре. А Бульмиш[1]? Там жили Хемингуэй, Гертруда Стайн… В Париже тогда работали Шагал, Пикассо… — Покачав головой, улыбнулась по-детски трогательно. — Вы напомнили мне те ласковые годы, а ваш облик… я хочу сказать, что вы будто только что вышли из ателье парижского художника.
— Или из студии амстердамского живописца, — сухо бросил Дэниел.
Дама радостно кивнула.
— Именно! Вы поэтому в Амстердаме, дорогая? Вы учитесь?
