гораздо ниже, чем во всем доме. Комнат было четыре, почти отдельная квартира; две спальни. Одна — жены Ролло, другая, наверное, ее сиделки.
Я очень чутка к атмосфере любого жилища, а здесь все было пропитано страданиями. Я поежилась.
— Ты замерзла, — заметил Филипп.
— Просто озноб.
— Почему тебя знобит?
— Мурашки бегают, как говорится.
— Пойдем-ка вниз.
— Подожди еще немного. Хочу побыть здесь чуть-чуть. Каково же ей жилось? — Я подошла к окну — Высота какая.
— Может, поэтому они и уехали отсюда.
— Ты думаешь, она думала о самоубийстве?
— С такими людьми всякое бывает. Ладно, Эллен, хватит, пошли отсюда. Ты впадаешь в меланхолию. Я тебе больше ничего не могу рассказать. Мы о ней не говорим. Все это личное дело Ролло.
— И ее — тоже.
Я потрогала покрывало на постели, погладила спинку стула. Эти вещи окружали ее. Мне захотелось увидеть эту женщину, познакомиться с ней. Может, мне удалось бы помочь ей чем-то.
«Мы об этом не говорим», — повторял Филипп. Вот так, значит, живут Каррингтоны. Они просто притворяются, что неприятностей нет в природе. Я совсем не такая. И я не могла быстро выбросить из головы жену Ролло.
Находясь в Сассексе, Филипп настоял, чтобы мы с ним обязательно сходили на Дэд Мэнз Лип. По лесной крутой тропе мы добрались до пятачка на самой круче, нашли свою старую деревянную скамью. Сели.
— Будто детство возвращается, — сказал Филипп, — знаешь, это ведь был мой самый любимый уголок. А ты все-таки боялась одна сюда подниматься, признайся, Эллен.
— Да, немного.
— Какой же свиньей я был.
— Да ты и сейчас поросенок.
— Но ты, оторви-да-брось девчонка, могла кого угодно заткнуть за пояс. Странное это место, а?
— Интересно, сколько людей сидело здесь, думая о последнем шаге в пропасть?
— Если верить слухам, больше чем достаточно.
Филипп встал со скамейки, чтобы, как в детстве, дойти до самой кромки и замереть над бездной.
— Отойди! — воскликнула я.
Со смехом он повиновался.
— Чего, Эллен, ты так испугалась? Решила, что я собираюсь совершить Прыжок Мертвеца?
— Я подумала, что когда-нибудь ты довыпендриваешься. Вообще следовало бы здесь сделать ограждение.
— Надо поговорить об этом. В конце концов, это наша земля.
Я была удивлена, что он не забыл своих слов, и еще до нашего отъезда в Лондон там появилась металлическая ограда.
В Лондоне мы с Филиппом, как всегда, с удовольствием гуляли в парке, болтая о нашем будущем. Нам удавалось здесь даже скрыться от людей, которые все норовили подойти с поздравлениями. А уединения мы искали. Часто мы бродили вдоль Серпентина до самого Кенсингтон Гарденз, что было на противоположном конце парка. Однажды я обратила внимание на человека, следящего за нами. Ничего примечательного в нем не было, кроме густых кустистых бровей. Он тихо шел невдалеке от нас, потом сел на скамейку. Не знаю почему, но его появление насторожило меня. Смутные ощущения охватили душу.
— Ты видишь вон того человека, Филипп? — спросила я.
— На скамейке, что ли? — взглянув в его сторону, сказал Филипп.
— Да, и мне кажется, он наблюдает за нами.
— Ну, вероятно, его привлекла твоя внешность.
— Сдается, мы оба его интересуем.
Филипп сжал мне руку.
— Конечно, интересуем. Мы — народ особенный.
Мужчина вдруг встал и быстро ушел.
И мы забыли о нем.
ДОМ НА ПЛОЩАДИ
Мы отправились посмотреть дом на Найтбриджской площади. С восторгом я дожидалась момента, когда Филипп достанет ключ. Наконец мы вошли. Это был высокий четырехэтажный особняк времен королевы Анны с садом, выходящим на улицу. Пустые необитаемые дома тоже имеют свой характер. Они могут быть радушными или отталкивающими.
Не думаю, что я обладала какими-то удивительными способностями, просто дело, наверное, в бурном воображении, но неожиданно этот дом подействовал на меня так же, как и верхние комнаты в загородном поместье Каррингтонов недавно. Никакого следа радушия его атмосфера не имела. Все здесь казалось ледяным, чужеродным; впервые за несколько счастливых недель я ощутила холод в душе. Неужели этот дом в реальности мог оказаться олицетворением моих тайных страхов?..
Мне предстоит прожить жизнь с Филиппом, долгую-долгую жизнь; мы станем походить друг на друга, мы состаримся вместе. Каждый из нас для второго будет самым дорогим человеком. Эта мысль наводила на размышления. Я вдруг осознала, что попалась в клетку, в очаровательную золоченую клетку, правда, но ведь она отгородила меня от всего белого света, который я еще толком не видела.
Я взглянула на Филиппа, услышала его слова:
— Ну, как тебе, нравится?
— Да я еще не разглядела ничего. Нельзя судить о доме по виду прихожей.
— Тогда пошли.
Он схватил меня за руку; мы обошли комнаты нижнего этажа. Что такое — кругом стены, стены, они будто сдавили меня… «Нет!» — хотела я закричать, «нет!».
Филипп помчался наверх, увлекая меня за собой. Следующий этаж почти понравился мне, там было светло, просторно, легко дышалось.
— Здесь мы будем устраивать приемы, — вроде довольно элегантно, а?
Мы двинулись еще выше, где также располагались большие комнаты, оставалась только мансарда и чердак.
— Слишком уж огромный, — я искала оправдания своим сомнениям.
Филипп удивился. По их, Каррингтонов, стандартам дом был, пожалуй, маловат.
— Все эти помещения пригодятся. Придется где-то устраивать слуг… потом детская. Да что такое? Тебе что, не нужна будет детская?
— Ну, конечно, нужна. Просто у меня такое ощущение… что здесь что-то неладно.
— Что неладно, привидений много? Или еще чего-нибудь?
— Да нет, нет. Дом выглядит таким… — я замялась, пустым, что ли!
Филипп расхохотался.
— Интересно, курица, чего ты ожидала? Давай еще походим, посмотрим. Пошли.
Энергия так и била из него ключом.
— Подходящий дом непросто найти в наше время, — продолжал он, — и чем раньше мы подыщем себе гнездышко, тем раньше сыграем свадьбу. Давай-ка еще разок спустимся вниз.
— Я… хочу задержаться здесь минутку… задержаться одна.
— Это еще зачем?
— Хочу узнать, каково мне тут будет.
— Во дурища, — вдруг бросил Филипп. Но все же ушел.
Я постояла посередине комнаты. Потом выглянула в высокое узкое окно. Виден был сад, совсем маленький, конечно — пара деревьев да круглая клумбочка.
Пыталась представить себя в одиночестве здесь, и меня вдруг охватило странное ощущение, так