сообщалось, что молодому парню, который за убийство старухи был приговорен к смерти, высшую меру наказания заменили на пожизненное заключение. С фотографии на меня смотрел какой-то неотесанный индивид, вне сомнения лишенный всякой совести, и к тому же явно опасный тип.
И тогда я написал: «…Фрэнк Тэйлор умер на следующий день в тюрьме Пентосвиля».
Последовавший за смертью Тэйлора грандиозный скандал едва не привел к отставке министра внутренних дел и шефа полиции. В течение последующих дней газеты нещадно хлестали всех подряд, но в конце концов выяснилось, что Тэйлора до смерти забили тюремщики. Вскоре были опубликованы выводы специальной комиссии, которая занималась расследованием этого случая. Я очень внимательно изучил их, придирчиво исследовал все представленные доказательства, стараясь найти хоть какое-то объяснение таинственной и пагубной сверхъестественной связи, существовавшей между моими дневниковыми записями и реальными смертями, которые неотвратимо следовали за ними на другой же день.
Впрочем, как я и опасался, в этих отчетах не содержалось даже и намека на какое-нибудь объяснение.
Я, как всегда, каждый день продолжал спокойно ходить на работу, копаться в изрядно надоевших бумажках и, конечно же, беспрекословно подчинялся всем указаниям Якобсона. Но мысли витали далеко, в поисках природы и смысла неожиданно обретенного поразительного могущества.
Несмотря ни на что, сомнения все же продолжали одолевать меня, и я решил провести последний опыт. Для того, чтобы прояснить все до конца, а также раз и навсегда исключить любую возможность случайного совпадения, я собрался описать следующее событие в малейших деталях.
Якобсон, пожалуй, был самой подходящей кандидатурой на роль подопытного кролика.
Снова уединившись в своей тщательно запертой квартире, я взялся за перо. От волнения у меня дрожали руки, и я боялся, что ручка выскользнет из пальцев и, обернувшись острием к груди, пронзит сердце.
«Якобсон покончил счеты с жизнью. Он вскрыл себе вены лезвием бритвы и умер в 14 часов 43 минуты. Его тело было найдено в мужском туалете на третьем этаже во второй кабинке слева от входа».
Я положил тетрадь в большой конверт, запечатал его и сунул в домашний сейф. Всю ночь меня мучила бессонница. В ушах постоянным эхом звучали написанные слова. Они же огненными буквами пылали перед глазами словно некие, доставленные прямиком из ада, драгоценные каменья.
После смерти Якобсона, которая произошла точь в точь по расписанному мною сценарию, все сотрудники отдела получили недельный отпуск. Администрация была вынуждена пойти на это для того, чтобы избежать всяческих нежелательных контактов персонала с чересчур любопытными журналистами, которые начали подозревать что-то неладное. Руководство выдвинуло предположение, что на решение Якобсона депрессивно повлияли трагические смерти Рэнкина и Картера. Всю неделю и не находил себе места, сгорая от нетерпения поскорее выйти на работу. Мое отношение к проблеме появившейся у меня власти над жизнью и смертью людей в значительной степени изменилось. К своему глубокому удовлетворению я убедился в полной реальности её существования, не выяснив, правда, откуда она появилась. Воспрянув духом, снова начал смотреть в будущее с уверенностью. Если уж мне так повезло и я получил такую силу, то без сомнения и ложной скромности её нужно было использовать на полную катушку.
Не исключал я и возможности того, что в своих корыстных целях меня используют какие-то темные силы.
Существовала ещё одна версия, объясняющая происходящее: дневник был всего лишь зеркалом, отражавшим тайну будущего. Совершенно невероятное предположение, но в таком случае у меня были сутки форы, когда я описывал эти смерти. Иначе говоря, я выступал в роли репортера будущих событий, которые в сущности уже состоялись!
Все эти вопросы требовали ответа и мучительно все время прокручивались в голове.
Вернувшись на работу, я констатировал, что произошли существенные изменения. Многие сотрудники уволились по собственному желанию. Администрация испытывала большие трудности в подборе новых кадров, так как слухи о каскаде смертей на фирме и особенно о самоубийстве Якобсона распространились повсюду, обрастая домыслами газетных писак. Я же и не помышлял о том, чтобы в трудный момент бросить компанию и этим снискал уважение в глазах начальства. Укрепив тем самым позиции, я возглавил отдел. В конце концов так и должно было случиться. Справедливость восторжествовала! Но теперь я вошел уже во вкус и положил глаз уже на должность директора.
Выражаясь фигурально, собирался занять пока ещё теплое, но считай уже мертвеца место.
В общем и целом моя стратегия сводилась к тому, чтобы углубить кризис в делах компании и вынудить тем самым Административный совет назначать новых директоров департаментов. А уж став им, я сумел бы быстренько перемахнуть и в кресло самого Президента Административного совета, продвигая своих людей на места, которые постепенно бы освобождал. Далее автоматически получаю место в Административном совете дочерней компании, где все пойдет по уже наезженной колее, разумеется, с поправкой на новые обстоятельства. Как только окажусь в круге реальной власти, восхождение к вершине абсолютного могущества, сначала национального, а в конечном счете и планетарного масштаба, станет быстрым и необратимым. На первый взгляд, такого рода размышления могут показаться наивно амбициозными, но не следует забывать, что до сих пор у меня не было возможности правильно оценить собственную реальную мощь и предназначение проявившегося необычного дара. Я все ещё продолжал мыслить исключительно категориями малого эксперимента и непосредственного окружения.
Неделю спустя, когда приговор четырем директорам был приведен в исполнение, причем практически одним махом, я спокойно просиживал в рабочем кабинете в ожидании неизбежного, как я полагал, вызова в административный совет и размышлял о бренности и скоротечности человеческой жизни. Известие о кончине всех четверых в серии последовавших одна за другой автомобильных аварий, погрузило всех сотрудников фирмы во вполне понятное подавленное состояние. Из этого я намеревался извлечь пользу, поскольку оставался, пожалуй, единственным, кто сохранял спокойствие и ясную голову.
Но на следующий день, к своему величайшему удивлению, я, как и весь оставшийся персонал, получил полное денежное содержание за месяц вперед. И то была единственная новость. В расстроенных чувствах — поначалу даже мелькнула мысль, а не раскрыли ли меня — со всей горячностью и красноречием, на которые только был способен, я попытался оспорить принятое решение о закрытии фирмы у Президента. Тот заверил меня, что очень высоко ценит мою работу, но компания, к сожалению, больше нежизнеспособна, и в создавшейся ситуации он просто вынужден приступить к её ликвидации.
Ну и комедия! Справедливость все-таки восторжествовала, но каким же гротескным образом! Покидая тем утром кабинет в последний раз, я решил, что впредь буду пользоваться данной мне силой без всякой жалости. Сомнения, угрызения совести, тщательные расчеты лишь повышали уязвимость перед обстоятельствами и жестокими капризами судьбы. Ну что же, отныне тоже буду груб, решителен и смел в своих действиях. И ни в коем случае нельзя было терять ни минуты. Неожиданный талант мог в любой момент куда-нибудь подеваться, оставив без защиты и в ситуации, гораздо худшей, чем та, в которой мне довелось находиться до его обретения. Итак, решил я, моя первая задача заключалась в том, чтобы определить точные границы собственной мощи. В следующую неделю провел в этих целях ряд экспериментов, постепенно оттачивая тем самым новое для криминального мира оружие.
Мой дом находился в 100 — 300 футах от одной из воздушных трасс, установленных для самолетов, обслуживавших наш город. В течение многих лет я страдал от бешеного рева самолетов, регулярно, с интервалом в две минуты, пролетавших над головой, и неуклонно разрушавших нервную систему, уничтожая всякую живую мысль в голове. От такого гула ходуном ходили стены и качались лампы. И я взял в руки дневник. Появилась идеальная возможность совместить нужное испытание с реваншем за нанесенный моему здоровью ущерб.
Вы, естественно, тут же зададитесь вопросом, неужели я не мучился угрызениями совести в связи с гибелью семидесяти пяти человек под ночным небом сутки спустя? Неужели, спросите вы, не испытал при этом сострадания к их родным, не задавался вопросом, насколько разумно так слепо использовать свое могущество?
Ответ однозначен: нет! Я действовал вовсе не слепо, а сознательно ставил необходимый опыт для упрочения пробудившейся во мне убойной силы.
