– Что «как»?

– Каким образом наши с Маати прогулки тебя позорят?

– Люди могут подумать, будто я добиваюсь поблажек после заключения договора, – отрезала она.

Итани жестом попросил ее пояснить.

– Разве между сбором урожая и заполнением контрактов такого не происходит? Я думал, Амат Кяан тебя для того и посылала разносить письма с оговорками.

Так и было; правда, ей это не пришло в голову, когда через стол сидел Вилсин и смотрел с душераздирающей укоризной. Обычно подписание договора не считалось препятствием в игре «кто больше выгадает».

– В этот раз все по-другому, – сказала она. – Речь касается хая. С ним так нельзя.

– Прости, милая, – ответил Итани. – Я не знал. Но мне и в голову не приходило портить тебе переговоры.

– Тогда что ты делал?

Итани зачерпнул ладонями воду и вылил себе на голову. Продолговатое лицо северянина стало безмятежно-спокойным, он глубоко вдохнул, кивнул сам себе, точно принимая какое-то внутреннее решение, и ответил. Его голос прозвучал почти буднично:

– Я знаю Маати с детства. Мы познакомились в школе.

– В какой школе?

– Той самой, куда придворные посылают отторгнутых сыновей. Где из них делают поэтов.

Лиат нахмурилась. Итани поднял голову.

– А ты-то что там делал? – спросила она. – Прислуживал? Ты никогда не рассказывал, что в детстве был слугой.

– Я был сыном хая Мати. Шестым сыном. Меня тогда звали Ота Мати. Только после ухода я взял себе имя Итани, чтобы семья не смогла меня разыскать. Я бросил школу, отказался от клейма, поэтому жить под собственным именем было бы опасно.

Его улыбка померкла, взгляд уплыл в сторону. Лиат не шелохнулась – не могла. Чушь какая-то. Смех, да и только. И все-таки она не смеялась. Злость разом потухла, как свечное пламя на сильном ветру, а ей осталось лишь хватать ртом воздух. Итани не врал – она это знала. В его глазах стояли слезы. Он издал смешок, похожий на кашель, и вытер глаза тыльной стороной ладони.

– Я никому этого не рассказывал, – сказал Итани. – До сих пор. До тебя.

– Ты… – начала Лиат и осеклась. Потом сглотнула и начала снова: – Ты – шестой сын хая Мати?

– Я не стал говорить этого сразу, потому что плохо тебя знал. А потом было неловко, потому что скрыл. Но я тебя люблю. И доверяю. Честно. И хочу, чтобы ты была рядом. Ты простишь меня?

– Это… ты не врешь, Тани?

– Нет, – ответил он. – Если хочешь, спроси у Маати. Он тоже знает.

Лиат не могла ничего сказать – мешал ком в горле. Итани встал и умоляюще протянул к ней руки. С него ручьем текла вода, в глазах стоял страх – боязнь того, что она уйдет. Лиат сползла в воду, к нему в объятья. Платье мгновенно промокло и камнем тянуло вниз, но ей было все равно. Она притянула Итани к себе, прижалась, уткнулась в него лицом. По щекам у обоих текли слезы, но Лиат уже не различала, где чьи. Его руки обвили ее, приподняли – крепко, бережно, восхитительно.

– Я знала! – произнесла она. – Знала, что ты не тот, кем кажешься. Что ты необыкновенный. Я всегда это подозревала.

Тут он поцеловал ее. Ощущение было сказочным – словно древняя легенда ожила. Она, Лиат Чокави – возлюбленная хайского сына, пребывающего в изгнании. Он принадлежит ей. Она чуть откинулась, взяла его лицо в ладони, точно в рамку, и посмотрела так, будто видит впервые.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он.

– Обидеть? – переспросила она. – Да я просто летаю. Я летаю, любимый!

Он обнял ее – неистово, как утопающий хватается за спасительную соломинку. Она ответила ему, едва сбросив мокрые одежды. Платье упало в воду и погрузилось на дно, водорослью скользнув по ногам.

Они стояли, тесно прижавшись, по бедра в прохладной воде, и Лиат готова была петь от мысли о том, что однажды ее любимый может занять трон. Однажды он может стать хаем!

9

Маати вздрогнул: Хешай-кво тронул его за плечо. Поэт отступил назад. Его широкий рот кривился в ухмылке. Маати отодвинул полог с постели и сел. Голова была как ватная.

– Мне скоро уходить, – сказал Хешай-кво вполголоса. В его голосе слышались веселые нотки. – Вот я и разбудил тебя, чтобы не спал целый день. Поздно встанешь – назавтра только хуже будет.

Маати повел руками. Хешай-кво угадал суть вопроса без уточнения.

– Уже за полдень, – ответил он.

– Боги! – Маати поднялся. – Прошу прощения, Хешай-кво! Я сейчас же приготовлюсь…

Хешай прошлепал к дверям, отмахиваясь от извинений. На нем уже были сандалии и строгое коричневое одеяние.

– Не трудись. Ничего особенного не произошло. Просто я не хотел, чтобы ты мучился сверх положенного. Внизу стоят фрукты и свежий хлеб. Есть колбаса, если ты ее осилишь, хотя на твоем месте я бы сразу не наедался.

Маати принял виноватую позу.

– Я пренебрег обязанностями, Хешай-кво. Не надо было мне гулять допоздна и спать так долго.

Хешай-кво хлопнул в притворном гневе и грозно ткнул пальцем в его сторону.

– Кто из нас учитель – ты или я?

– Вы, Хешай-кво.

– Тогда мне и решать, пренебрег ты обязанностями или нет, – сказал поэт и подмигнул.

Когда он ушел, Маати снова лег и прижал руку ко лбу. С закрытыми глазами казалось, будто кровать под ним колышется, плывет по неведомой бесшумной реке. Он не без труда открыл их, понимая, что чуть было не заснул опять, потом сел, переоделся в чистое и пошел вниз, за обещанным завтраком.

Снаружи разлилось душное, знойное марево. Маати искупался и привел вещи в порядок, чего не делал уже много дней. Когда явился слуга – забрать тарелки и белье, – он попросил прислать кувшин лимонной воды.

Тем временем Маати разыскал нужную книгу и пошел посидеть в тени деревьев у пруда. Кругом пахло свежестью и зеленью, как от свежескошенной травы. В тишине, нарушаемой лишь жужжанием насекомых и изредка плеском карпов кои, Маати открыл обложку в коричневой коже и начал читать.

«Со времен древности, с эпохи Первой Империи не было случая, чтобы поэт совершал более одного воплощения в жизни. Ныне мы с печалью вспоминаем те чудесные годы, ибо наши предки не знали, что андат, единожды освобождаясь, почти наверняка не может быть воплощен заново. Вследствие этого мы, поэты, принуждены ограничивать свое творчество единственным произведением, уподобляясь ученику краснодеревщика, чей первый табурет должен стать образцом мастерства, славимым в веках. Посему нам надлежит изучать свою работу самым тщательным образом, чтобы последующие поколения не повторили наших ошибок. Подобным образом и я, Хешай Антабури, приступаю к разбору творения своей юности – андата по имени Исторгающий Зерно Грядущего Поколения. Укажу и на ошибки, которых можно было бы избежать, если бы я познал свою душу глубже».

Почерк Хешая оказался на удивление красивым, а изложение – стройным и увлекательным, как в романе. Начинал он с предпосылок, приведших к созданию андата, и своих предварительных требований к нему. Далее он досконально описывал работу по переводу языка мыслей из абстрактного в конкретное, по приданию им формы и плоти. Затем, рассказав о пленении своего андата, Хешай-кво указывал на ошибки в тех местах, где древняя грамматика позволяла сказать двояко, где форма спорила с намерением. При этом недостатки творения, которых Маати нипочем не заметил бы, были расписаны так откровенно, что становилось неловко: красота, граничащая с надменностью, сила, питающая гордыню, уверенность, дающая презрение… И всюду подробно прослеживалось, как каждая дурная черта берет начало в душе самого поэта.

Как бы эта исповедь ни смущала Маати, он понемногу проникся уважением к учителю, мужеству, с каким он доверил бумаге столь личное.

Вы читаете Тень среди лета
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату