трудно сосредоточиться. Дать уму отдых, ничем его не занимать оказалось куда проще.
Отрезок жизни со дня скорбного торга прошел словно в бреду. Время текло неделя за неделей, а она не ощущала его, не могла придти в себя, работала безо всякой охоты. Что-то в ней сломалось, и притворяться, будто все идет на лад, было без толку. В глубине души она знала, что так случится, и незаметно для себя начала строить планы.
Незнакомец, что ждал ее у дверей, был одет в желтое с серебром – цвета Дома Тиянов. Он был совсем юн – лет шестнадцати или семнадцати. Как Лиат. Стало быть, ученик, но ученик одной из ключевых фигур Дома. Это могло означать лишь одно.
Амат мысленно отодвинула список дел и запихнула в рот последний кусочек лепешки в ягодном соку. Юноша, увидев ее, мгновенно принял позу почтения к уважаемому человеку старше себя. Амат ответила сообразно.
– Кяан-тя, – начал посланник. – Я прибыл к вам по поручению Аннана Тияна…
– Ну еще бы, – отозвалась она, отпирая дверь. – Заходи. Списки с тобой?
Он замялся на пороге, но лишь на миг. Амат медленно пошла вверх по лестнице. С тех пор, как она вернулась к себе в дом, к бальзаму и собственной постели, ноге стало гораздо лучше. У умывальника она задержалась, чтобы смыть с пальцев пятна от ягод. Потом прошла к письменному столу, повернулась и села. Мальчик стоял перед ней, уже вынув что-то из рукава – письмо, которое она посылала его хозяину. Амат протянула руку, и он отдал бумагу ей.
Напротив ее предложения стояла подпись. Амат улыбнулась и спрятала бумагу в рукав: это пойдет к ее собственным документам, не для Дома Вилсинов. Шкатулка лежала на столе, под кипой договоров. Амат вытащила ее оттуда, взяла на руки. Ларчик темного дерева, обитый железом, полный каменьев и полос серебра. Она вручила его юноше.
– Мой господин… – начал тот. – Понимаете, Амат-тя, я хотел спросить…
– Аннан хочет знать, почему я оставляю шкатулку у него, – подхватила Амат, – и просил тебя ненавязчиво это выведать.
Мальчик отчаянно покраснел. Амат махнула рукой, избавляя его от необходимости отвечать.
– Грубовато с его стороны, хотя я поступила бы так же. Можешь передать ему, что я всегда следовала имперскому предписанию хранить подобные вещи у верных друзей. Один из них – тот, кто всегда шел мне навстречу, – сейчас отбывает из города, вот и пришлось подыскивать нового хранителя. Разумеется, услуга за услугу, если таковая понадобится. Да, к бедной островитянке это не имеет никакого отношения.
Конечно, здесь Амат лукавила, но иначе было нельзя. Она уже отправила три похожие шкатулки кое- кому из горожан, которые могли бы поддержать ее при неудачном стечении обстоятельств. Их согласие имело цену ровно до тех пор, пока они были честны с ней. Конечно, без мелких хищений не обойдется: где- то, несмотря на замок, исчезнет две-три серебряных полоски, где-то вместо крупного камня будет лежать другой, поплоше и подешевле. Впрочем, все четыре ларца вряд ли опустеют, а больше беспокоиться не о чем.
Посыльный изобразил признательность и удалился вниз по лестнице. Амат поняла, чему научил ее Сарайкет через Ови Ниита. Теперь судьба не застанет ее врасплох, без денег. Ее навела на эту мысль практика великих родов Империи в эпоху упадка. Аннан, конечно, не поверит, что Мадж и скорбный торг ни при чем, но поймет по ее ответу, что болтать на сей счет не стоит. Иного и не требовалось.
Следующие полторы ладони она листала договоры, делая пометки сразу в двух экземплярах – для себя и для Вилсина. Сезон подходил к концу, и менять что-либо в формулировках было почти поздно. Однако к каждому договору прилагались два-три письма с уточнениями сроков или поправками в терминах и определениях, а такие мелочи, если их не выверять, способны были погубить любую контору.
Амат прошла их все по порядку, проверила точность переводов на гальтский и хайятский, отметила несостыковки и места, которые можно было понять двояко. Она занималась этим долгие годы, но сейчас работала машинально и без малейшей радости.
Дойдя до последней страницы, Амат проверила, высохла ли тушь, скатала разные комплекты документов в трубки, перевязала ленточками и упрятала в легкий кошель – в рукаве они уже не помещались. Потом взяла трость и вышла в город, направляясь на север, к Дому Вилсина. Прочь от веселого квартала.
Когда она прибыла на просторное Вилсиново подворье, следователи утхайема были уже там. Слуги в тонких шелках толпились перед фонтаном, судачили между собой и поглядывали на улицу из-за бронзового Гальтского Древа. Амат, глядя на них, смешалась. На нее вдруг напал необъяснимый страх. Она загнала его в глубину души, как в последнее время поступала со всеми своими чувствами, и направилась мимо незнакомцев в приемные покои Марчата.
Перед тяжелой двустворчатой дверью сидел крысомордый лизоблюд-управляющий, Эпани Дору. При виде Амат он поднялся в позе приветствия – уважительной ровно настолько, чтобы создать впечатление искренности.
– Вилсин-тя пожелал видеть эти документы, – произнесла Амат, принимая ответную позу.
– У него сейчас люди из суда, – произнес Эпани извиняющимся тоном.
Амат посмотрела на запертые двери и вздохнула. Потом жестом спросила, долго ли еще. Эпани ответил расплывчато, с намеком, что увидеть начальника до заката вряд ли удастся.
– Что ж, это может и подождать, – сказала Амат. – Стало быть, из-за скорбного торга? Поэтому они на него наседают?
– Полагаю, да, Амат-тя, – ответил Эпани. – Как я понял из разговора со слугами, хай хочет поскорее распутать и забыть это дело. К нему уже приходили ходатайствовать о понижении ставок.
Амат щелкнула языком и покачала головой.
– Да, со скорбным торгом хлопот не оберешься, – сказала она. – Жаль, что Вилсин-тя вообще с ним связался.
Эпани принял позу согласия и печали, но Амат на миг почудилось в ней нечто большее. Быть может, он знал? Что, если Марчат посвятил его, Эпани Дору, в то, что утаил от нее? Взял его в сообщники? Амат отметила эту мысль и убрала из головы прочь, словно спрятала в рукав, после чего сложила руки в вопросительной позе.
– А что Лиат?
– В писчей, кажется, – ответил Эпани. – Утхайем ее не вызывал.
Амат не ответила. Писчие комнаты были не самым лучшим местом для ученицы распорядителя. Подшивать документы для архива, переписывать, сверять числа за низким каменным столом больше подобало писцу-новичку, который только-только поступил на службу. Амат прошла по коридору туда, где в застоявшемся, спертом воздухе витал запах дешевого лампового масла.
Лиат сидела одна, сгорбившись над столом. Амат постояла на пороге, изучая ее круглое лицо, которое уже не сияло юностью, как прежде. Амат вдруг ясно увидела, кем Лиат станет, когда ее красота поблекнет – обычной женщиной, даже не миловидной, – и ей сделалось нестерпимо жаль девушку. Распорядительница шагнула вперед.
– Амат-тя, – Лиат увидела ее и приняла позу извинения. – Я не знала, что вы меня ищете! Иначе бы…
– Я сама не знала, – ответила Амат. – Так что не вини себя. Ты над чем-то работаешь?
– Переписываю отчеты о поставках из Западных земель. Для архива.
Амат присмотрелась. Почерк у Лиат был аккуратный, разборчивый. Она вспомнила, как сама совсем недавно сидела в душном кабинете над такими же колонками цифр. Ее улыбка стала напряженнее.
– Это Вилсин-тя тебе приказал? – спросила она.
– Нет. Никто не приказывал. Просто все дела кончились, вот и решила принести пользу. Я… Не хочется бездельничать в эти дни. Как будто…
– Оставь, – сказала Амат, притворяясь, что смотрит на цифры. – Ты тут ни при чем.
Лиат обозначила вопрос. Амат вернула ей переписанные страницы.
– Ты все сделала правильно.
– Вы слишком добры.
– Нет. Вряд ли. Просто ты ничем не могла этому помешать, Лиат. Тебя подставили. Как и ту женщину. Как и поэта с хаем.
– И Вилсина-тя, – добавила Лиат.
