Руслан так и не отступил тогда от своего требования, и до сих пор за поставки алкоголя в 'Колизей' отвечала Света. Но они только в понедельник приняли и отгрузили заказ, а документы и юридические вопросы она могла курировать пока и из дому. Потому директор и позволил ей отлежаться несколько дней, сказав, что будет поддерживать связь в телефонном режиме.
После этого звонка она еще несколько часов лежала, все так же рассматривая узор дивана и… нет, даже не думала. В голове, в сердце, внутри Светы была пустота. Ничего больше.
Ее мучила жажда, но даже встать, чтобы напиться было лень, да и не видела она смысла в таких сложных действиях.
За стенами слышался перестук шагов просыпающихся соседей. Люди собирались на работу, дети спешили на первые звонки в открывшиеся школы, сквозь закрытые окна доносилась музыка и слова приветствия учителей с праздничной линейки в гимназии, которая располагалась за углом.
Жизнь продолжалась, шла своим чередом, а Свете казалось, что она, вопреки всем законам физики застыла, замерла в той точке бытия, когда поняла, что он предал ее.
Она не смогла бы сейчас сказать холодно ли ей, или тепло? Давит ли деревянный подлокотник в плечо, и затекли ли мышцы от того, что она уже несколько часов не двигается. Ничего.
Наверное, это состояние больше всего подходило под описание прострации, ступора, которые испытывают люди при травмирующих обстоятельствах, а она никак не могла себе представить какого это на лекциях по психологии.
Что ж, теперь знала. Жизнь Свете наглядно продемонстрировала.
Только такое опустошение не было в ее характере. Может, если бы она пошла в мать…
Но у Светланы была силы воли ее отца, и его же характер. И она не собиралась терять, разрушать себя только потому, что ее сердце разорвали.
Потому, превозмогая отупение и искушающее желание махнуть рукой на все и просто продолжить так же лежать, жалея себя, она села и обвела опухшими, пекущими глазами свою квартиру.
На одной из стен висело зеркало и в полутьме комнаты, которая не могла рассеяться утренним светом из-за задернутых штор - в серебристой глади виднелся ее силуэт. Только Света не хотела бы подходить и рассматривать себя пристальней.
Не было ничего красивого или торжественного в боли и горе. Слезы, настоящие, искренние - не красили, а обезображивали женщин. Она видела тому достаточно примеров в своей жизни, и не хотела сейчас смотреть на себя.
Вместо этого, Света заставила себя подняться на ноги и медленно, спотыкаясь, цепляясь за мебель, от которой успела отвыкнуть за полтора месяца, пошла на кухню. Жадно выпила два стакана воды, пытаясь хоть немного унять жажду. Потом налила воду в чайник и поставила тот на электроподошву, нажав кнопку включения. Не потому, что хотела кофе или чая, а просто из-за того, что знала - надо что-то делать, нельзя поддаваться отчаянию и опустошению - это ее добьет.
Она прошлась по комнате, отдергивая шторы и распахивая окна настежь. Обхватила себя руками, ежась от нежданной прохлады первого дня осени и задумчиво посмотрела на небо, горизонт которого затянули серые, низкие облака.
Так же пасмурно было и у нее на сердце. Даже хуже. Только об этом думать нельзя.
Света глубоко вдохнула, потерла лицо ладонями, и запустила пальцы в волосы, пытаясь прогнать хандру и предательское желание опять разреветься.
' Не дождешься!', вдруг захотелось громко крикнуть ей в неожиданном порыве обиды и злости. Правда, она не знала, кому был бы адресован этот крик.
Руслану? Ее судьбе, которая так зло подшутила над ней, подарив самый большой кошмар, превратив тот в реальность?
Но вот что Света знала точно - поддаваться нельзя. Она сильная. Она уверенная в себе женщина и сможет все преодолеть, справится, пусть и придется закусывать щеку и сжимать пальцы, чтобы улыбнуться, игнорируя свою любовь, которая рефлексировала и выла внутри от боли.
Но надо было. И начинать следовало прямо сейчас.
Она вцепилась пальцами в подоконник и попыталась найти хоть что-то хорошее в этом утре. Смотрела на белые бантики девочки, весело бегущей по дорожке под ее окном. У малышки так задорно подпрыгивали маленькие тонкие косички при каждом порывистом шаге, и так нещадно трясся букет сиреневых астр, которые она, наверное, собиралась подарить своей первой учительнице.
Света смотрела на девчушку и заставляла свои губы хоть немного растянуться, хоть чуть-чуть приподнять уголки рта в улыбке.
Но вместо этого, вдруг громко застонала и с отчаянием, злостью, смахнула на пол высокую вазу черного стекла, которую ей когда-то дарила Маша на день рождения. Та упала на пол с резким звоном и разлетелась на осколки, а Света тяжело дышала, глядя, как маленькие кусочки стекла разлетаются по комнате.
Гнев.
Это тоже не плохо.
Лучше тупой, покорной скорби и смирения. Если она не могла улыбаться, то будет злиться. Она начнет с этого.
А потом… потом, когда-нибудь, она возможно сможет и улыбнуться, оглянувшись вокруг. Позже, когда рана в груди если не зарубцуется, то хоть подернется пыльной поволокой уходящих дней.
Она посмотрела на свои руки, которые вчера ночью сбила до ссадин. Потом все-таки подошла к зеркалу и с горечью осмотрела красные глаза, опухшие, отекшие веки и щеки с лихорадочным румянцем.
И вдруг решила, что так нельзя.
Неясно отчего, но в ее голову забралась странная мысль, показавшаяся на удивление логичной и едиственно верной. И Света ухватилась за нее, как за самый лучший выход.
Она должна полностью поменять свою жизнь. Сделать то, что никогда не хотела или боялась.
Чего уже теперь страшиться?
Может, поехать в Гималаи или прыгнуть с парашютом. Отругать Ромку за все его безалаберные поступки, сказать наконец Маше, что она, Света - ни в чем не виновата перед ней, и перестать пытаться загладить свою несуществующую вину.
А еще, Свете надо поменять работу. Потому что, несмотря на то, что ее должность и занятие очень нравилась ей - она не сможет раз за разом приезжать в клубы. Любой из них теперь будет напоминать ей о Руслане.
А Света знала, что и так не сможет его забыть.
Странно, каким дорогим и любимым может стать человек за неполных два месяца.
Почти невероятно, что в такое небольшое количество дней оказалось возможным вместить столько счастья, страсти, радости, нежности, боли и заботы, и… горя.
Столько всего, словно отдельная жизнь прошла и закончилась.
Только Света не умерла с ее окончанием.
ЕЕ любовь оставалась живой, словно стенающий призрак чувства, которое оказалось не таким уж и нужным ему. И ей следовало научиться жить с этим.
Света пошла в ванную и долго умывалась холодной водой, чтобы хоть немного смыть последствия ночи, полной слез.
С каждой минутой становилось все сложнее заставлять себя что-то делать, но она упорно старалась. Игнорировала желание снова упасть на диван и тихо завыть. Делала вид, что не замечает, как то и дело поглядывает в сторону телефона.
Зачем? Света не знала. Может надеялась, что он позвонит, только что это изменит? А может, сама, до ломоты в пальцах, сжимающих расческу, хотела нажать на вызов номера Руслана.
Только боль, слишком сильно похожая на ненависть и ярость - не позволили бы ей настолько сглупить и поддаться жалкому стремлению побежать к тому, кто настолько обидел.
Как бы сильно Света его не любила, тряпкой она не была.
А потому, когда переодевшись, причесавшись и выпив чай, все-таки взяла в руки телефон - набрала совсем другой номер.
- Привет, пап, - хрипло поздоровалась она, понимая, что надо бы добавить жизнерадостности в умирающий голос, только не выходило. - Как дела?
