случившееся, они немедленно сдали город и охотно впустили в него войска, пробыв три месяца в осаде, и снова сделались подданными римского императора.[24]
19. После завоевания Лукки, когда ничего не стояло у него на пути, Нарзес отнюдь не считал возможным проводить там время и хоть сколько-нибудь отдохнуть от трудов. Он оставил там Бона, — стратига из Мезии, расположенной у реки Истра, человека выдающегося ума и весьма опытного в военных и гражданских делах, — передав ему значительное войско, достаточное, чтобы одержать верх над варварами, там находящимися, если бы те пожелали перемен. Устроив так дела, он поспешил прямо в Равенну, чтобы находящиеся там войска послать на зимовку. Так как осень уже кончилась и дело происходило около зимнего поворота солнца, он не считал возможным воевать в это время. Он считал, что это было бы в пользу франков, которым жар вреден и доставляет большое неудовольствие, и никогда летом они не воюют охотно. Они чувствуют себя здоровее и сильнее от холода и охотнее тогда переносят военные тяготы. Естественно, что из-за холодов своего отечества они приобрели такие свойства, что им как бы врождено легко переносить холод. Ради этого он решил медлить и перенести военные действия на будущий год. Разделив войска между лохагами и таксиархами, он приказал зимовать по ближайшим городам и крепостям, которые находились под его властью; с наступлением же весны идти в Рим и собираться там, чтоб готовиться к бою всеми силами, и они отправились согласно приказанию. Нарзес же привел в Равенну своих домашних служителей и оруженосцев и тех, кто входил в состав его оффиция[25] и кому было вверено попечение о его резиденции как ради прочего благоустройства, так и чтобы не было возможности каждому, кому вздумается, проникать к нему. У римлян есть обычай называть их по характеру выполняемой ими работы «решеточниками» (а cancellis). [Нарзес] имел при себе же Зандала, начальника домашних слуг и прочих постельничьих — евнухов. В сопровождении свиты в целом из 400 человек он пришел в Равенну.
20. В это время Алигерн, сын Фредигерна, брат Тейи, о котором мы раньше вспоминали, говоря об осаде Кум, когда франки появились в Италии и к ним уже перешли готские дела, один оказался тогда понимающим полезное и предвидящим будущее. Обдумывая положение дел, он пришел к выводу, что франки, конечно, используют имя союзников, делая от этого предлог и удобное оправдание, а именно, что пришли они по приглашению готов. То же, чего они хотят действительно, представляется другим. Если даже они победят римлян, то не пожелают возвратить готам Италию, но на деле прежде всего поработят их самих, которым на словах пришли на помощь, поставят над ними начальниками франков и лишат их отечественных законов. Когда он часто вдумывался в это и одновременно был тесним осадой, то решил лучше передать город и ценности Нарзесу и на склоне лет жизни стать римским гражданином, распростившись с опасностями и варварским способом жизни. Казалось ему справедливым, если уже готы не могли владеть Италией, пусть ею владеют старые ее хозяева, и [таким образом, пусть] исконные жители [окажутся] не навсегда лишенными своего. Так он решил поступить сам и дать всем своим соплеменникам пример благоразумия. Он сначала объявил осаждающим римлянам, что желает свидания со стратигом и, когда это было разрешено, отправился в Классис, где, как знал, находился Нарзес. Эта крепость расположена в окрестностях Равенны.[26] Представ пред ним, он передал ему собственноручно ключи от Кум и предложил всякие добрые услуги. Тот благодарил его за сдачу и обещал отдарить большими благами. Тотчас же приказал войску, расположенному лагерем у Кум, вступить в крепость, овладеть городом и ценностями и оберегать все в безопасности. А остальному войску приказал разойтись по разным городам и укреплениям и там зимовать. Так все и было сделано. Герульское же ополчение вторично было лишено вождя. В нем было два знаменитых мужа, конкурирующих между собой. Войско поделилось между ними сообразно мнениям о них. Часть их выше всего ценила Арута, и, по их мнению, все изменилось бы к лучшему, если бы он был вождем. Другие же предпочитали Синдуала, как весьма деятельного и опытного в военном деле. Присоединился к ним и Нарзес, назначив его их вождем, и послал туда, где они могли перезимовать наиболее удобно. Алигерну же приказал идти в город Цезену с поручением, придя туда, подняться на стены, показаться открыто, чтобы всем можно было узнать, кто он. Приказал он это для того, чтобы франки (они должны были проходить мимо) могли видеть его как добровольного перебежчика и отказались от похода на Кумы и от надежды на добычу, а может быть, и от дальнейшей войны, так как все крепости уже были заняты раньше их прихода. Видя проходящих франков, он осыпал их оскорблениями с высоты и осмеивал, говоря, что напрасно они торопятся, что они опоздали, что все богатство готов уже захвачено римлянами, так же как все инсигнии готской власти, так что если кто в дальнейшем и будет объявлен королем готов, то не будет иметь знаков отличия и достоинства, но должен надевать простую воинскую одежду и по внешнему виду оставаться простым человеком. Франки в ответ оскорбляли его и называли предателем своего народа, но все же стали колебаться в мнениях о положении дел, так что начались совещания, следует ли продолжать войну. Победило, однако, мнение не изменять решения, а идти туда, куда они направились раньше.
21. Между тем Нарзес, находившийся в Равенне с тамошними войсками, устроив все должным образом, перешел в город Аримин с теми, которые за ним следовали и раньше. Так как Ваккар из племени варнов,[27] человек выдающийся и воинственный, немного раньше умер, тотчас сын его Февдибальд (такое имя было у мальчика) вместе со следующими за ним варнами перешел на сторону римского императора и пришел в Аримин, чтобы там встретиться с Нарзесом. Ради этого и тот туда пришел, чтобы, одарив их всех щедро деньгами, сделать как можно более прочными союзниками. Когда он был занят этим, до двух тысяч франков смешанного состава: конных и пеших, посланных своими начальниками для опустошения и разграбления страны, оказавшись вблизи города, опустошали поля, уводили рабочих волов и тащили все беспрепятственно, так что и сам Нарзес мог наблюдать происходившее, сидя в высоком помещении, откуда открывался вид на равнину. Он, считая позорным и неблагородным не защищаться при подобных обстоятельствах, быстро вышел из города, вскочив на коня, послушного и быстрого, который не только мог должным образом прыгать и скакать, но был обучен атакам и отступлениям, приказал следовать за собой и тем из своей свиты, которые имели хоть какой-нибудь опыт в военном деле. Они, вскочив на лошадей (их было около 300 человек), последовали за ним и бросились прямо на врагов. Те, увидев их выход, уже не бродили рассеянно и, думаю, уже не заботились о добыче, а собрались все в одно место, конные и пешие, и построились в фалангу, не очень глубокую (как возможно было ее построить, когда их было немного). Отряды же всадников окружали пеших, сомкнутых и прикрытых щитами. Когда римляне приблизились на расстояние полета стрелы, то признали совершенно бесполезным вступать в рукопашный бой с врагами, выстроенными в боевой порядок и пытались, гарцуя на лошадях, стрельбой из луков и метанием копий расстроить первый ряд врагов и разорвать густоту их боевого порядка. Но те, хорошо защищаясь щитами, стояли твердо и непоколебимо, отнюдь не нарушая непрерывности строя. Когда же достигли густого леса, то использовали деревья, как укрытия, и там оборонялись метанием копий, которые на их языке назывались ангонами.
22. Когда они [враги], таким образом, не потерпели никакого ущерба, он [Нарзес] применил некую варварскую военную уловку, особенно употребляемую гуннами: приказал своим, повернув назад, беспорядочно отступать, как будто они охвачены паникой и бегут, и тем завлечь варваров как можно дальше от леса на равнину. А он уже позаботится об остальном. И они сделали так и побежали. Франки же, обманутые притворным бегством и вообразив, что паника настоящая, тотчас беззаботно нарушают фалангу и, выскочив из леса, начинают их преследовать. Первыми вылетают всадники, а за ними следуют сильнейшие и быстрейшие из пеших и все, не щадя себя, несутся, чтобы поскорее захватить самого Нарзеса и с малой затратой сил положить желанный конец войне. Так они, забыв о всяком порядке, беспорядочно и без всяких предосторожностей неслись вперед, радуясь и обольщая себя надеждой; римляне же, бросив поводья, бежали все дальше. Можно было сказать, что они бежали, действительно объятые паникой. Когда же варвары оказались рассеянными по равнине и удалены от леса на значительное расстояние, тогда внезапно, по сигналу, данному Нарзесом, римляне, повернув лошадей, бросились на своих преследователей и начали гнать назад беспощадно и истреблять приведенных в замешательство неожиданностью. Так, бегство превратилось в преследование. Конные варвары, поняв нависшую над ними опасность, поспешно бежали снова в лес, в свой лагерь и к своей радости спаслись. Пешие же бесславно истреблялись, не будучи в состоянии даже протянуть руку для своей защиты, подавленные внезапной переменой обстановки и как бы обезумевшие. Итак, все полегли разбросанно, подобно стаду свиней или овец, изрубленных жалким образом. Когда таким образом было убито свыше 900 храбрейших людей, остальные отступили и вернулись к своим вождям, считая, что они отнюдь не будут в
