единолично. Так до сих пор и княжит. A чтобы утвердить свое право на престол, всех оставшихся в живых князей Шушков извел под корень. Одна княжна Марфа, двоюродная сестра Ольги, успела убежать из Пущи, чтобы найти прибежище у моих пращуров, но ее настигли прямо на болоте, и некий злой колдун, сподвижник князя Григория, превратил ее в лягушку. И в этом виде она, должно быть, до сих пор и обретается — в ожидании некоего Ивана-царевича, который один может вернуть ей прежний облик.
— И что же, вы верите в эту легенду? — деланно равнодушно пожала плечами Надя. Король на минутку задумался:
— Даже и не знаю, Наденька, что вам ответить. Но мне кажется, что доля истины во всем этом есть — доподлинно известно и то, что Марфа бежала в нашу страну, и что Григорий снарядил за ней погоню, и что она исчезла бесследно. Так что считайте сами — верить или нет.
— Спасибо, Ваше Величество, — чуть разочарованно сказала Чаликова. Ничего нового для себя из рассказа Александра она не узнала. И вообще, Наде было известно куда больше, чем ей поведал король.
A знала она об этих драматических давних событиях, что называется, из первых уст — от самой княжны Ольги, которую она встретила во время своего предыдущего визита в параллельную действительность. Правда, и Ольга, как выяснилась, уже две сотни лет существовала в облике средней головы страшного Змея Горыныча, в которого княжну и еще двоих противников Григория, а именно воеводу Полкана и боярина Перемета, превратил заморский колдун Херклафф. Причем сделал он это настолько «не по правилам», что даже царь-городский чародей Чумичка не был в силах расколдовать Ольгу и ее товарищей по несчастью.
«Ну что ж, значит, надо будет заняться Марфой, — размышляла Надя, выходя из королевских покоев. — Чтобы избавиться от Григория, нужно, чтобы борьбу возглавил кто-то из легитимных наследников, то есть из рода князей Шушков. И если не Ольга, то хотя бы Марфа. A уж Ивана-царевича мы найдем…»
Корчма представляла собой большую покосившуюся хибару в два этажа, сложенную из грубо обтесанных валунов, густо поросших вековым мхом. Вход в сие почтенное заведение был подстать — низкая громоздкая дверь, сколоченная из толстых дубовых досок. Василий толкнул ее рукой. Дверь не шелохнулась. Тогда он пнул ее ногой — с тем же успехом. Тогда он, недолго думая, навалился на нее плечом. И дверь поддалась… Да только не так, как это положено делать приличной двери. Она просто ввалилась вовнутрь. И, соответственно, заодно с ней и Василий.
— Кхе-кхе. Добро пожаловать, — услышал Дубов, лежа на двери.
Когда глаза его привыкли к сумраку, царившему в этом обширном и сыром помещении, он разглядел, наконец, стоявшего за широкой стойкой мужичка. Судя по всему, хозяина корчмы. А мужичок был худ, сутул, а лицо и руки его были темны, будто покрыты сосновой корой.
— Кхе-кхе. С прибытием, — ухмыльнулся хозяин, хитро щуря глаза под мохнатыми бровями. — Надолго ли к нам?
Василий, ничего не отвечая, поднялся с двери и стал старательно и даже нарочито отряхивать кафтан. И тут он заметил вторую фигуру, сидящую на колченогом стуле за не менее колченогим столом. Этот посетитель был так же странен, как и хозяин. Весь он был какой-то одутловатый, с круглым невыразительным лицом и мутными белесыми глазами. Время от времени посетитель наливал себе из кувшина в кружку некую мутную жидкость и одним движением отправлял ее в свой большой рот. И при этом с нескрываемым интересом наблюдал за Дубовым.
— Кто может задержаться надолго в такой дыре? — произнес он неожиданно высоким голосом.
— А тебя не спрашивали, — бросил ему корчмарь.
— А что, это не правда? — язвительно отвечал посетитель.
— Послушай, не мешай, — взвился хозяин, — разве не видишь, я с постояльцем разговариваю. — И, уже обращаясь к Дубову: — Вы, уважаемый, не обращайте на него внимания. Вечно несет всякую чушь. А кстати, где ваша поклажа? Может, принести сюда?
— Нет-нет, — поспешно отозвался Василий, вспомнив о Кузьке, спящем в сумке, — я сам принесу. А вы пока подготовьте для меня комнату.
Когда уже начинало смеркаться, Дубов сквозь подслеповатое окошко увидел, как полный посетитель нетвердой переваливающийся походкой вышел с черного хода корчмы. Он подошел к краю болота, подступавшему к самому дому, обернулся, помахал Дубову рукой и… прыгнул в болото.
Наступил вечер, и Надежда Чаликова приступила к наблюдению за господином Диогеном. То есть не то чтобы она подозревала его больше остальных обитателей замка, просто надо было с кого-то начать.
Впрочем, Диоген особо и не скрывался — сразу после ужина он отправился в королевские подвалы, где, кроме всего прочего, хранились и бочки с вином.
— Ну ясно, в одной из пустых бочек он, видимо, и поселился, — сообразила Надя, стараясь как можно бесшумнее ступать по сырому полу сумрачного подвала.
Но тут полусгнившая доска предательски скрипнула, и Диоген резко обернулся, едва не выронив чадящую свечку:
— Перси? A ты что тут делаешь?!
— Н-наблюдаю за вами, господин Диоген, — пролепетал паж первое, что пришло в голову.
Диоген подскочил к Перси и чувствительно схватил его за плечо:
— Ага, ты хочешь меня съесть! Или кого-то наводишь на мой след? Говори, на кого работаешь!
Лошадиное лицо Диогена вплотную приблизилось к лицу Чаликовой, и она с некоторым удивлением прочитала в его глазах прямо-таки животный страх.
— Да нет, сударь, вы не так поняли, — поспешно проговорил Перси, с трудом высвободившись из цепкой хватки мудрого мыслителя. — Я просто хотел посмотреть, как выглядит бочка, в которой вы имеете честь проживать…
— Ах, вот оно что, — с облегчением протянул Диоген. — Да нет, понимаешь ли, мой юный друг, одной постоянной бочки у меня нет, тем более что и принадлежат они отнюдь не мне, а Его Величеству Александру…
— A где же вы тогда спите? — несколько удивился паж.
— Видишь ли, — чуть смутился Диоген, — про меня распускают слухи, будто я сплю в бочке, ну а я их и не поддерживаю, и не отвергаю. Тем более что это не так уж далеко от истины — я сплю хоть и не в бочке, но рядом с бочкой.
— A заодно и прикладываетесь к ее содержимому?
— Ну, не без этого, конечно, — сознался Диоген. Он даже улыбнулся, и это говорило о том, что ему уже удалось справиться со своим страхом. — Да я короля не обопью, мне много не надо. Я ж не пропойца какой. — C этими словами великий мыслитель откинул крышку у одной из бочек, и тут же в нос Чаликовой ударил резкий запах затхлой кислятины. — Не желаешь? — Паж отрицательно покачал головой. — A я с твоего позволения. Ну, будь здоров! — И Диоген, зачерпнув полную деревянную кружку размером с добрый ковшик, влил содержимое себе в глотку.
— A под такое винцо хорошо бы и закусить, — с тонким намеком подпустила Надя.
— Не закусываю! — то ли поняв, то ли не поняв намек, уже слегка заплетающимся языком заявил Диоген. — Ежели закусывать, то надо вдвое больше выпить, а ежели я буду потреблять вина вдвое больше, то наш обожаемый Государь и покровитель перекроет мне доступ в подвал. Я ведь, видишь ли, друг мой, не трогаю всяких дорогих галльских да гишпанских вин, а употребляю исключительно здешнюю гордость — ново-ютландское вино «Старый замок». Да ты только попробуй, и ничего другого пить не захочешь!
Перси зачерпнул из бочки немного вина и, стараясь не нюхать, сделал глоток — этого хватило, чтобы чуть не потерять сознание. «Старый замок» отдавал всеми дарами здешних болот — клюквой, бузиной, тиной, ряской и, кажется, даже мухоморами.
— Правда, прекрасный вкус? — спросил Диоген.
— Д-да, замечательно, — пробормотал Перси, стараясь удержаться на ногах. — Пойду понемногу. Спокойной ночи, господин Диоген. — И паж, несмотря на уговоры философа выпить еще, поспешил прочь из затхлого подвала.
