'А если сказать ему про тысячу евро?'
Придется тогда все выкладывать. Кристиано был в полной прострации.
— Ты готов? — спросил отец голосом Дональда Дака, вытирая лицо.
— К чему?
Рино переодел майку.
— Как к чему? Поедем отыщем твоего супербоксера и дадим ему понять, что, побив тебя, он крупно облажался.
Кристиано чуть не стошнило. Он не верил своим ушам.
— Ты шутишь, что ли?
— Ни в коем случае. Такое нельзя спускать. Надо сразу же отвечать на удар. И как сказано в Библии, семикратно.
— Обязательно сейчас это делать?
— Не говори, что хочешь прослыть тюфяком, который все сносит, не пикнув... С такими делами надо разбираться сразу.
Кристиано поникшим голосом возразил:
— Но он не один...
Рино начал скакать, как боксер на ринге.
— Тем лучше. Все увидят, что с Кристиано Дзеной шутки плохи.
— А если остальные станут его защищать?
— Не дрейфь... На это есть твой отец. — В глазах Рино поблескивал лихорадочный огонек.
— А если он потом на меня заявит? Влипну по уши...
Отец ушел в гостиную, ничего не ответив.
Кристиано поперся за ним, продолжая умолять:
— Па, ну пожалуйста. Ты же знаешь Трекку... В этот раз он меня точно упечет в интернат.
Рино подошел к печке, около которой были навалены дрова, выбрал среди них чурку сантиметров в семьдесят длиной и удовлетворенно помахал ею в воздухе, словно бейсбольной битой.
— Славно! Отведает твой чемпион буковой дубинки!
— Я не пойду, па. — Кристиано мотнул головой и обессиленно рухнул на диван. — Ты сам всегда говоришь, что нельзя делать глупости. Я остаюсь дома... Мне наплевать. Иди ты, если хочешь.. Ты сказал, что я сам должен расхлебывать свои проблемы... Так вот я и разберусь сам. Пожалуйста, я прошу тебя, брось эту палку. Нарвемся...
— Слушай сюда. Думаешь, твой отец дурак? Может, и не заметно, но твой отец мозгами-то ворочает. — Он коснулся пальцем виска. — Кое-что в этой башке еще есть, так что просто делай, что я тебе говорю. Расслабься. Успокойся. Я все устрою. — Он сжал Кристиано за плечи. — Ему восемнадцать, а тебе всего тринадцать. Он совершеннолетний, а ты нет. Уж если кому и не поздоровится, так это ему. Он первым начал... По мне, так ты всего лишь постоишь за себя. И если после этого он начнет возникать, пусть только пикнет... — Он достал из ящика комода пистолет. — Мы познакомим его с этим мальцом. Сунем ему ствол под нос — он по-другому заговорит.
— Но...
— Никаких 'но'!
Рино взял со стола бутылку граппы, влил в горло четвертую часть содержимого и икнул:
— На-ка, глотни. Это придаст тебе храбрости.
Кристиано тоже приложился к бутылке. Он почувствовал, как алкоголь обжигает внутренности, и понял, что Теккену песец.
По пути в Варрано Кристиано трижды порывался выложить все как есть, но каждый раз, проиграв про себя сцену признания, сдерживался.
'Па, мне надо тебе кое-что сказать... Знаешь, я ему поломал мотоцикл... За это он меня и бил. Он влетел из-за меня на тысячу евро при том, что ничего мне не сделал'.
Истинная правда. Теккен совсем ничего ему не сделал. Ни разу. На школьном сачке он кучу народу достал, но его ни разу ничем не задел. Ни единым словом. Возможно, до этого вечера Теккен даже не догадывался о его существовании.
Когда они до него доберутся, Теккен скажет, что Кристиано испохабил ему мотоцикл, и отец обо всем узнает...
'Вот дерьмо'.
Но когда они подъехали к торговому центру, он был уже закрыт. Ворота заперты. Иллюминация погашена. Черные башни. Пучки света от фонарей на асфальтовом пустыре, пузырящемся под струями припустившего с новой силой дождя. Мотоцикл свой Теккен тоже уволок.
Кристиано вздохнул с облегчением:
— Нету его. Поехали домой.
В ответ он получил только:
— Спокойно. Я его найду.
Они стали колесить по городу. Бар. Главный проспект. Улочки в центре. Было всего лишь пятнадцать минут десятого, а на улице — ни души.
Отец гнал фургон рывками, на большой скорости, ежеминутно нарушая правила.
Куда он, мать его, запропастился?
— Наверно, домой вернулся. Фиг с ним. Уже поздно.
Дороги опустели, дождь барабанил по крыше фургона.
Они съехали на обочину шоссе. Рино закурил очередную сигарету:
— Что будем делать?
— Не знаю.
Отец молча курил, щупая распухший нос.
— Поехали домой, па, — предложил Кристиано.
И они собрались домой, но Рино для верности решил еще раз проехаться по городу. Обогнув церковь, он углубился в жилой квартал, весь застроенный особнячками со светящимися окнами и аккуратными палисадниками, с припаркованными перед воротами джипами и внедорожнинами, и, наконец, снова выехал на пустынное шоссе. Каждые сто метров фонари чертили на асфальте желтые крути, а за лобовым стеклом мельтешили 'дворники'.
Кристиано собирался попросить отца заехать в забегаловку, когда увидел на другой стороне шоссе черную фигуру, одиноко толкавшую под дождем мотоцикл.
Теккен.
Ветровка насквозь мокрая. Шины проколоты. Ну и замаялся же он, наверное. Один-одинешенек на шоссе со своим мотоциклом... Никакого риска облажаться и тем паче нарваться на полицию.
Теккен со страха так уделается, что не посмеет больше требовать с него денег. Однако действовать надо было быстро, выпрыгнуть из фургона и шмякнуть чуркой, не дав ему пикнуть.
Кристиано досчитал до трех и, подскочив в сиденье, закричал:
— Я его вижу! Па, я его вижу!
— Где?! Где? — очнулся от спячки Рино.
— На той стороне шоссе. Мы его обогнали. Он пешком. Давай разворачивай!
— Знай наших! Сукин ты сын, мы тебя все-таки зацапали! — заорал Рино и, не глядя, крутанул баранку так, что колеса пронзительно взвизгнули. — Он один?
— Да. Толкает мотоцикл.
— Мотоцикл?
— Да.
Рино воспринял информацию без комментариев.
Кристиано чувствовал, как внутри нарастает возбуждение и начинает укорачиваться дыхание. Он приподнял полено. Весит что надо. Во рту пересохло.
— Как поступим, па?
— Для начала выключим фары, чтобы он не заметил нас позади себя. Когда будем метрах в
