всех вышеописанных приключений ее нежные ухоженные ладошки превратились в Бог весь что: трещины, мозоли, заусенцы… Хоть плачь! И ради них Санька решила пожертвовать чувством непримиримости с просальеривской группировкой и сходить на поклон к ее главарю.
Утомившись от трудов праведных и неправедных, народ расползся по домам и спал.
— Эй, есть кто живой? — проговорила Санька непринужденно, подойдя к зеленой палатке. — У меня к вам мирные намерения!
Но вместо Алены из палатки вдруг высунулась Рая.
— Ах ты, Годзилла пролетарская! — закричала она, завидев чужака. — Чё ты тут бродишь?
Саньке и так было не по себе, а тут еще эта идиотка.
— Раиса, молчи ради Бога! — не сдержалась она. — Весь лагерь уже перебудила!
— А хочу — и бужу! — еще громче заверещала девочка из рая, видимо, в надежде, что соратники выползут и поддержат ее воинственные начинания. Ну-ка, сбрызни отсюда! И вообще вали!
И тут Санька тоже взбеленилась. Она же к ним с добром пришла, с миром, а они вот как…
— Рая, ты дура! Поняла? Клиника!
— Еще один гудок с твоего паровоза, и ты лишишься своего зубного состава! — закричала Райка, выпятив вперед челюсть и собираясь броситься в атаку.
Девушки непременно бы вцепились друг другу в волосы, если бы Райкины союзники не вылезли из палатки и не растащили их по разным партийным ячейкам.
— Ну чего ты с ней связалась? — увещевал Андрюшка, пытаясь вывести Саньку из состояния аффекта. — Она же шибанутая на всю голову, а ты ее исправлять пытаешься… Не выйдет, запомни раз и навсегда!
Но разъяренная Санька так просто не успокаивалась.
— Засуньте эту жертву аборта в яму! — требовала она. — И рот пластырем заклейте!
— Ты, мотыга! Закрой свой гроб и не греми костями! — доносился нервно-всхлипывающий Райкин голос с другого конца лагеря.
Безобразию положил конец Костик. Растрепанный и небритый со сна, он вылез из своей палатки и повелительно рявкнул:
— А ну все быстро на агору учиться уму-разуму! Кто ослушается — казню!
Выстроив лагерь в шеренгу, Костик объявил всем строгий выговор, обозвал собаками моторными и велел лечь на землю. «Отжиматься, что ли, заставит?» — подумала Санька.
Археологи крайне удивились, но постепенно разлеглись и стали ждать объяснений. Но вместо объяснений Костик приказал всем перевернуться на спину и повторять за ним.
— Мне хорошо! — начал он торжественно.
— Мне хорошо… — неуверенно повторил народ.
— Мне радостно и спокойно!
Санька, злая и обиженная на весь свет, лежала и бормотала вместе со всеми.
«О, Господи, — думала она, — наш наимудрейший царь Горох решил провести всеобщее внушение. Если посмотреть со стороны — это же просто обморок. Только ведь некому, чай, смотреть! Ох!»
— Мое тело расслабленно… — твердили все вслед за Костиком.
Он меж тем усиливал нотки внушения в голосе:
— Я всех люблю и не обзываюсь!
— И не обзываюсь…
После сеанса аутогенной терапии Костик повелел всем пожать друг другу руки, а потом идти готовить ужин.
Андрюшка после рукопожатия очень галантно преподнес Санькину ручку к губам и поцеловал.
— Санечка, — миролюбиво проговорил он, — хватит уже дурить. Пора отпустить Мухина и перестать кормить Сальери. Зачем, объясни, нужно тратить еду на убийцу?! К тому же ничего с ним не будет — он станет питаться своей жировой прослойкой.
Но Саньку было нелегко сдвинуть с насиженной точки зрения.
— Это Мухин — убийца! — лениво проговорила она. Вообще ей уже надоело доказывать свою правоту, приводя умные доказательства. Эти просальеривцы все равно ничегошеньки не воспринимали.
Мерзкую конечность Раисы надо было пожимать сразу после Андрюшки. Девочка из рая с ненавистью вцепилась в Санькину руку. Она ответила тем же. Конфликт затаился, но бурлил внутри с жуткой силой.
Спать ложились уже в темноте, так как остаток вечера был потрачен на дележ палаточного имущества. Санька уже устала до невозможности, измучилась и мечтала только об одном: залезть в свой спальник и уснуть. Она откинулась было на подушку и тут почувствовала, что попала щекой во что-то холодное, склизкое и в высшей степени противное. Вопль ее взвился к небесам и перебудил всех остальных. Сережка, совершенно перепугавшись, включил фонарик.
— Что это?! — визжала Санька, тыкаясь бестолково в свою подушку.
— Медуза… — прошептала ошарашено Аська.
И действительно у Саньки в головах лежал раздавленный комок слизи. Кое-как обтеревшись, она оглядела присутствующих.
— Кто это сделал? — прошептала, едва скрывая клокочущую ярость.
Ася нахмурила брови.
— Только что Раиса заходила, искала свое полотенце.
Санька недобро сощурилась. Вот как, оказывается, девочка из рая решила отомстить за то, что Санька обозвала ее жертвой аборта!
— Никому не говорите, куда я пошла! — сказала она, вылезая в ночь из палатки. — И дайте сюда фонарик!
— А ты куда? — встревожено переспросил Серега, опасаясь за жизнь и здоровье сестры.
Но Санька уже не слышала. Она придумала Райке такую роскошную месть, что мало ей, ей-богу, не покажется.
На небе светила полная луна, и было прекрасно видно, как дежурный царь Горох-Костик спал у костра, обнявшись со своим ружьем. Санька на цыпочках добежала до Пал Палычевской лаборатории. Она помнила, что где-то там должна храниться аптечка. А в ней, вполне вероятно, мог обнаружиться пурген. Санька в лицах и в действиях представляла себе, как она подсыплет его сволочи-Райке, что с ней случится, когда средство начнет действовать, и как стеночка станет ее временным местом обитания. Да, это, безусловно, жестоко, но а медуза — не жестоко?! Вляпаться в нее лицом! Не-ет, месть будет страшна и ужасна!
Включив фонарик, она осветила залежи бумаг и коробок с образцами. Тетради, книги, черепки, опять черепки, ветровка… И вот как раз под ней валялась и аптечка. Санька торжествующе посмотрела на красный крест… Но вместо аптечки придвинула к себе пластмассовый тазик, в котором покоился многострадальный клад. Она же ведь так его и не разглядела, как следует!
И ей вдруг так захотелось посмотреть на все эти сокровища… Нет, лучше потрогать, подержать в руках… Да и все равно никто не увидит Костик проснется не раньше, чем услышит сигнал «все на завтрак».
Решительно зажав фонарик в зубах, Санька принялась разворачивать брезент.
Ох, какая там была обалденная подвеска! Тяжеленькая, и прямо под цвет Санькиных глаз. И куда ее привешивал этот Геростен? На грудь? В ухо? Трансвестит древнегреческий!
В этот момент фонарик нечаянно выпал у нее изо рта, с грохотом шарахнулся на стол, и в темноте тут же что-то отвратительно запиликало.
— Прости, пожалуйста, Геростен! — суеверно зашептала Санька, закрыв в испуге глаза. — Я не хотела тебя оскорбить!
Но, похоже, карать за грешные мысли ее никто не собирался, просто нужно было лучше держать осветительный прибор. А пиликал всего лишь пейджер Пал Палыча, тоже валявшийся на столе. Снова
