Взлет и падение короля-дракона

самим достать его из свертка.

— Где? — спросил Хаману странным, задыхающимся шепотом, не больше чем Джавед или Павек желая коснуться шелка и того, что он скрывает. — Как? Было ли что-нибудь еще вместе с ним?

Джавед покачал головой. — Кусок пергамента, Великий. Послание, насколько я могу судить. Но эта штука выцвела и выглядит не менее старой, чем этот шелк. Мы бы никогда не нашли ее, если бы один из моих людей не споткнулся бы об нее и не умер… — Эльф остановился и уставился в глаза Хаману, ожидая реакции, но Хаману был еще не готов. Джавед нервно кашлянул и продолжил, — Я не могу говорить с полной уверенностью, что солдаты Нибеная намеренно оставили…

— Ты можешь быть уверен, что это совершенно намеренно, — заверил его Хаману со слабым вздохом.

Он махнул рукой, приказывая смертным отойти в сторону, потом стряхнул со своей правой руки человекоподобную оболочку. Мужчины никак не отреагировали на скелетоподобные пальцы с угрожающими черными ногтями — точнее каждый из них постарался проглотить свой ужас, пока Хаману тщательно срезал оставшийся шелк.

Осколок черного стекла, длинный, как рука эльфа, появился из-под шелка. Обсидиан, но другой, не обычный обсидиан из каменоломен Урика, а скорее такой, какой использовал Раджаат, чтобы создать своих Доблестных Воинов.

— Дрегош? — Подумал вслух Хаману. Неужели это именно то, что Галлард получил как плату за свои шесты из агафари? Прежде, чем он успел поразмышлять дальше, на конце осколка появился красный уголек. — Держитесь подальше от этого, — предупредил он своих смертных товарищей. — И стойте очень тихо и неподвижно.

Дымная пелена поднялась от обломка, скрывая уголек от глаз менее острых, чем у Хаману, который вглядывался в него знакомыми сине-зелеными глазами. Отвратительный запах, в котором чувствовались сера, плесень и разложение смерти, заполнил лишенную окон комнату. Полностью сбросив с себя человеческую оболочку, Хаману обнажил клыки, с которых капала слюна. За один удар сердца пелена сгустилась, и, как змея, намоталась на руку Хаману. Потом она распухла, со скоростью молнии, и протянулась от щиколотки до шеи.

— Проклятый Нибенай! — крикнул Джавед, обнажая меч. При этом он рисковал своей жизнью дважды — не подчинившись прямому приказу своего короля и собираясь сражаться с волшебством.

— Дурак! — ответил Хаману, замораживая командора там, где он стоял, хотя его мысли занимал вовсе не Король-Тень или Джавед. — Я больше не человек, судьбу которого может определить кто-то другой, — предупредил он змею, которая по-прежнему пыталась сжать его ребра и горло.

Несмотря на тугие объятия магической змеи, Хаману высвободил руку, нашел голову змеи и повернул ее к свету, чтобы получше рассмотреть. И чтобы она смогла рассмотреть его.

— Я совсем не такой человек, каким, как ты думаешь, я являюсь.

Небрежным движением Хаману насадил голову змеи на коготь своего большого пальца и дал жару своего гнева выйти из сердца. Змея задрожала, задергалась и, не обращая внимания на коготь, пронзивший ее череп, открыла рот и зашипела. Сверкающаяся, горячая, как раскаленная лава, кровь потекла из ее зубов, покрывая запястья Хаману. Хаману зашипел в ответ и, дотянувшись до Серости, вынул кинжал из ничего.

Одним ударом он отрезал змее золову. Ее кольца тяжело упали на пол около его ног, и, исчезая, опять превратились в ядовитый дым.

Яд не представлял ни малейшей угрозы для Хаману, но Павек и Джавед упали на колени. Лев из Урика был не в том настоении, чтобы приносить кого-то в жертву, особенно своих собственных людей. Левой рукой взявшись за рукоятку ножа, сделанного из такого же черного стекла, как и изрядно уменьшившийся осколок, Хаману провел острием по запястью правой руки.

Его горячая кровь зашипела, капая на пол. Темный маслянистый дым поднялся в воздух, уничтожая остатки исчезающего волшебства. Зловоние стало даже еще хуже, но больше не было смертельным. Когда последняя капля стекла на пол, Хаману вдохнул в себя запах. Воздух очистился. Потом он взглянул на своих смертных соратников, которые стояли на коленях, перейдя все мыслимые границы страха.

— Ты принес мне послание?

Джавед кивнул, потом протянул своему королю запачканный и ветхий лист пергамента. — Я знал, что вы захотите его увидеть, Великий.

Хаману схватил пергамент движением настолько быстрым, что человеческий глаз не успевал увидеть его. Чернила исчезли, как и предупредил Джавед, но были и другие способы прочитать послание Доблестного Воина. Он закрыл глаза и стертые черты лица Короля-Тени появились перед его внутренним взором.

Ты видишь, и правильно видишь, опасность для всех нас. Вот это было послано мне. Ты легко можешь представить себе, кто его послал. Слишком долго мы живем без дракона. Если мы не сможем сделать его, онего сделает. Слушай меня внимательно, Хаману: он нашел способ превратить это дерьмо, Тихиана из Тира, в дракона, если мы не остановим его. Задолго до смерти Борс признался мне, что Раджаат намеревался сделать Дракона Тира из тебя, пока он — то есть Борс — не решил иначе. Еще не поздно. Трое из нас могут придать тебе форму, пока Раджаат продолжает возиться с Тихианом. Я разработал заклинание, которое поможет сохранить твое сознание в безопасности. Это будет совсем по-другому, чем с Борсом; мы не можем допустить очередное опустошение Центральных Земель, никто из нас этого не разрешит. Подумай об этом, Хаману. Подумай очень серьезно об этом.

Образ Короля-Тени исчез вместе с горячим ругательством Хаману. Осколок заклинания Раджаата был неожиданным и неприятным доказательством правоты Галларда. Если Раджаат сумел перенести свою магию в материальный мир, это означает, что Пустота слабеет; они действительно слишком долго жили без Дракона, поддерживавшего ее. Но даже если Галлард на самом деле нашел заклинание, которое поможет избежать безумия в момент создания Дракона, Галлард никогда не предложил бы его ему.

С неохотой Хаману вспомнил рассказ Виндривера о стратегии Погибели Гномов. Было всего три способа превратить Доблестного Воина в Дракона: заклинания других Доблестных Воинов, которые помогут ускорить трансформацию; использовать очень большое число очень сложных заклинаний и преобразовать самого себя или — следуя презренному примеру Калака из Тира — впитать в себя жизнь всего города. Скорее всего Галлард надеялся использовать все три вместе.

— Призови новобранцев в армию, — тихо и спокойно сказал Хаману Джаведу. Если бы он дал возможность любой части его настоящих страстей выйти наружу, оба его смертных соратника погибли бы от звука слов. — Пускай все узнают, что всякому, кто прибегает к помощи Урика для защиты себя, придется побегать ради защиты самого Урика — или страдать от ужасных последствий.

— Где мы будем сражаться, Великий? — спросил Джавед, его голос был еще слаб и надтреснут после яда.

— Там, где я прикажу, — недовольно сказал Хаману своему наиболее доверенному офицеру. — Созывай моих солдат.

Старый эльф мудро кивнул и поклонился, поднявшись на ноги. — Как скажете, Великий. Я выполню ваш приказ.

Он повернулся и пошел к бронзовой двери, которую Хаману открыл для него своей мыслью. Павек пошел за ним.

— Еще нет. Еще нет.

Павек опять упал на колени. — Воля ваша, Великий.

— Ты мне нужен здесь, во дворце, Павек, но мне нужны и твои друзья-друиды, тоже. Пошли слово в Квирайт. Пошли слово Телами, если можешь. Скажи ей, что время пришло; последнее время.

— Если опасность грозит Урику, она грозит и Квирайту, Великий; так что я думаю, она уже знает об этом. Она говорит, что есть только один страж на весь Атхас; все остальные только часть его, и тогда она тоже часть его, — ответил Павек, по прежднему стоя на коленях, его голова была почтительно склонена.