некроманта на собаку… Лишённая магии Тиулла не сможет себя защитить. Она целиком и полностью зависит от малейшей прихоти своего проводника. И никто, даже само всесильное Небо, не даст поручительства, что он не предпочтёт сиюминутную выгоду мифическому пока что кошельку с золотом.
Но и сбежать Тиулла не может. Без помощи горбуна арднегиня погибнет, ведь она совершенно не знает законов и обычаев низшего мира. Всесильное Небо, да она даже пути домой не найдёт, потому что не умеет выбирать пешую дорогу. Без проводника она бы давно уже заблудилась в хитросплетении трактов и троп.
А еда и ночлег? Тиулла не знает, как добыть на них денег. Зато горбун в каждой корчме и на любом постоялом дворе умудрялся находить приработок. К тому же он охотился, и весьма успешно.
Перед внутренним взором вдруг предстало зрелище мёртвого графа с тройкой его приближённых и пятью телохранителями. Тиулла никого из этих выродков не жалела, но горбун… Ведь ему понадобилось несколько мгновений, чтобы убить их всех. Тем более, что нападения никто из них не ждал. Горбун не вызывал их на бой, он охотился на них, как охотятся на диких зверей. И если это чудовище хоть в мелочи разгневается на Тиуллу…
Арднегиня закрыла ладонями лицо. Нет-нет, пожалуйста, не надо, умоляю!
— Не нужно бы вам здесь стоять, — проскрипел над ухом голос горбуна. — Если не хотите ночевать в постоялом дворе, то нужно уйти с дороги поглубже в лес.
— Делайте, как знаете, — покорно ответила Тиулла. Теперь арднегине только и остаётся, что надеяться: её господин будет милостив к своей рабе.
Горбун посмотрел на неё с удивлением, бережно взял под локоть (причём руки его при этом, как и велел проводнику-простолюдину этикет, были полностью укрыты длинными рукавами рубахи) и отвёл на уютную лесную полянку.
Там он сразу же захлопотал — костёр развёл, поставил вариться похлёбку и ушёл настраивать силки, чтобы к утренней трапезе было мясо.
Тиулла попробовала похлёбку и добавила к ней немного приправ, которые научил её собирать горбун.
И тут от внезапности осознания у арденгини подкосились ноги. Горбун не только спас её от насилия и рабства, а может быть, и от смерти, он ещё и очень тактично, исподволь учил высокородную Деву Радуги премудростям простой жизни. За две недели их пути Тиулла выучилась собирать хворост и разводить костёр без магии, узнала, как найти и правильно испечь в золе съедобные коренья. Теперь она умела и грибы с ягодами собирать, и силки ставить. Хотя самостоятельно добычу разделывать и похлёбку из неё варить пока побаивалась.
Даже если бы стражники схватили горбуна, то голодная смерть Тиулле уже не грозила. Да и к Радужным горам добраться она тоже сумела бы. Прохожие в большинстве своём не отказывались объяснить юродивой по какой дороге дойти от одного постоялого двора до другого. К тому же притязать на благосклонность чумазой дурочки никто не пытался ни в корчмах, ни на дороге, слишком у Тиуллы вид для этого был непрезентабельный. Притвориться же юродивой арднегине подсказал её проводник и спаситель. Который, если бы действительно хотел причинить ей хоть какой-то вред, мог ещё на разъезде сделать с ней всё, что только ему было бы угодно.
Что же касается вызова графа и его людей на поединок, то надо быть дурнее самой глупой юродивой, чтобы до такого додуматься. Промедли горбун хотя бы мгновение, Тиулла была бы уже мертва. И, возможно, погиб и он сам.
К тому же назвать графа и его прихлебателей как людьми, так и человеками можно было только в биологическом смысле, чтобы отделить, например, от крыс.
Горбун помогает ей от чистого сердца и доброты души, а она столько грязных и подлых мыслей о нём передумала.
От стыда и раскаяния Тиулла расплакалась.
Горбуна её слёзы испугали сильнее, чем гнев стражника.
— Что с вами случилось, всерадужная госпожа? — метнулся он к Тиулле.
Арднегиня попыталась объяснить, найти слова для просьбы о прощении.
— Не надо, — сказал горбун. — Ведь так и должно быть. Если бы меня одиннадцать подонков к скамье привязали, я бы тоже в каждом встречном врага видел. И думал бы о человеках ничуть не лучше вашего, всерадужная госпожа. Но ничего. Скоро вы будете дома, и нижний мир позабудется как страшный сон. Вы будете счастливы, всерадужная госпожа.
Тиулла расплакалась ещё горше. Горбун обнял её, стал укачивать как ребёнка. Вскоре Тиулла устала от слёз и заснула у него в объятиях.
И это была первая после разъезда ночь, когда ей не снились кошмары.
То, что проводник даже слышать не желал о благодарности, Тиулла ещё могла понять — для чистого сердца оскорбительна сама мысль о вознаграждении за бескорыстный поступок.
Но почему он не хочет обращаться к ней по имени? Тиулла для него по-прежнему только лишь «всерадужная госпожа». И своё имя он ей тоже не называет. «Ни к чему избраннице Радуги имя горбатого простородка», — сказал он.
Арднегиня фыркнула. Ну и что, что горбатый? Да и простородность не беда. Зато его объятия надёжны и уютны, а в голосе всегда звучат нежность и ласка. А глаза? В них столько тепла и света, что даже мимолётный взгляд согревает и ободряет не хуже солнечных лучей. Только проводник старательно избегает её взглядов и прикосновений.
Тиулла печально вздохнула. Как объяснить проводнику, что для неё он дороже всех сокровищ мира и даже самого Неба? И что арднегиня жизнь готова отдать за то, чтобы он доверил ей своё имя…
Нет, безнадёжно. Её проводник ничего не хочет ни видеть, ни слышать.
Но Тиулла всё же придумала, как выразить проводнику свою признательность. Она показала ему буквы и объяснила, как собирать их в слоги, а слоги складывать в слова. Учеником проводник оказался понятливым и старательным, и спустя несколько дней бойко читал не только надписи на вывесках постоялых дворов, но и те объявления, которые стражники расклеивали на придорожных столбах.
А вскоре арднегиня нашла и другой способ стать приятной проводнику. Оказалось, что ему очень нравится её пение.
Заодно выяснилось, что обладательница хорошего голоса может в любой корчме найти неплохой приработок.
Обмениваясь репликами, что «Эта страхолюдина чумазая хоть и дура юродивая, но зато поёт душевно», люди всех рас и сословий охотно кидали в шляпу Тиуллы медяки, а корчемник бесплатно давал полную миску каши с мясом. Медяков же было столько, что вечером на постоялом дворе Тиулла могла оплатить не только приличный ужин, но и ночлег в чистом бараке на свежей соломе.
Однако хотя и пелись песни для всей корчмы, предназначались они одному лишь проводнику. И вознаграждались главными драгоценностями, которые только есть в мире — улыбкой и нежным взглядом. Тиулла была почти счастлива.
Горечью терзало сердце то, что проводник упорно отказывался называть её по имени.
У подножия Радужных гор их встретили крылатые стражи. Когда Тиулла назвала себя, стражи вызвали одного из местных старейшин, который засвидетельствовал подлинность её слов и проводил домой, на родное плато.
Человека арднеги хотели за спасение соотечественницы щедро вознаградить золотом и отправить в ближайший город, где жили бескрылые, но Тиулла настояла, что долг благодарности она обязана вернуть не иначе как гостеприимством.
Соседи пожимали плечами.
— Зачем надо было тащить в благодатный край смертного простородка, да ещё такого урода страхолюдного? — говорили они.
Тиулла возмущённо растопырила крылья.
— Вы слепы или слабоумны, если не замечаете, как прекрасен свет его глаз? Так какое значение
