– Скажите, есть ли у вас какая-нибудь картотека или журнал записей, где вы могли бы это проверить для нас? Я прекрасно знаю, что неэтично задавать такие вопросы, но у нас случай исключительный – нам нужно установить, нет ли какой-нибудь связи между ее визитом к вам и последовавшим за этим самоубийством.
– Убийством, – поправил Фэвелл.
Доктор Бейкер взглянул на Максима и спокойно произнес:
– Я ведь не знал, о чем идет речь, а теперь я все понял и всячески готов помочь вам, сколько могу. Сейчас я принесу сюда записи, и мы вместе их разберем. Пока покурите, отдохните. Предлагать вам выпить, вероятно, еще не время.
У меня было впечатление, что Фэвелл хочет что-то сказать, но он не получил этой возможности, так как Бейкер вышел из комнаты.
– Мне кажется, что он порядочный человек, – сказал Джулиен.
– Почему он не предложил нам стаканчик виски с содовой. Наверное, держит их на замке. На меня он не произвел никакого впечатления, и нам он, конечно, ничем не поможет.
Доктор вернулся с большим журналом и картотекой.
– Я принес все материалы за прошлый год. Седьмого, восьмого, десятого… Вы сказали двенадцатого, в два часа дня? Вот!
Мы все застыли и молча смотрели на него.
– В два часа дня у меня была миссис Дэнверс.
– Дэнни! Как это могло случиться? – начал Фэвелл, но Максим прервал его и сказал:
– Вы припоминаете теперь этот визит, доктор?
Бейкер перебирал истории болезней в своей картотеке.
– Да, миссис Дэнверс. Я помню ее.
– Высокая, стройная и замечательно красивая? – спросил Джулиен.
– Да, сэр, да.
Затем Бейкер обратился к Максиму:
– Вы ведь знаете, вероятно, что профессиональная этика не разрешает нам выдавать наших пациентов, с которыми мы обращаемся, как священник с прихожанами в исповедальне. Но я согласен считать ваш случай исключением, поскольку ваша жена мертва, и вы хотите узнать от меня – дал ли ей мой диагноз какие-нибудь основания для самоубийства. Да! Женщина, которая назвала себя миссис Дэнверс, была очень тяжело больна.
Он замолк на мгновение и обвел нас всех глазами.
– Великолепно помню ее. Она пришла ко мне за неделю до этого дня, рассказала о своем недомогании, и я подверг ее рентгеноскопическому обследованию. В указанный вами день она пришла вторично, чтобы узнать результаты. У меня здесь нет рентгенограммы, но все занесено совершенно точно и подробно.
«Я хочу знать всю правду и не желаю, чтобы меня успокаивали лживыми надеждами. Я готова выслушать любой приговор».
Итак, она просила сказать ей правду, и я ей все сказал. С некоторыми пациентами нельзя обращаться иначе. Это не приведет ни к чему хорошему. А миссис Дэнверс, вернее, миссис де Винтер не принадлежала к типу людей, которых можно долго обманывать. Вы, вероятно, знали это. Она действительно не дрогнула, спокойно выслушала меня, заплатила за визит и также спокойно ушла. Больше я ее никогда не видел.
В тот момент боли, которые она испытывала, были еще незначительными, но область поражения была очень велика. Больная была уже неоперабельна. В таких случаях ничего не остается делать, как вводить морфий и ждать конца. Я прямо сказал ей, что через три-четыре месяца ей придется начать вводить морфий и так до самого конца.
Внешне она выглядела вполне здоровой женщиной, правда, худой и бледной, но, к сожалению, такова нынешняя мода. При просвечивании у нее также был обнаружен загиб матки, из-за которого она никогда не смогла бы иметь ребенка. Но это было вовсе не связано с ее болезнью и уже не могло иметь для нее значения.
Полковник Джулиен высказал благодарность за такую подробную информацию и спросил, нельзя ли получить выписку из истории болезни, если она понадобиться.
– Безусловно, можно, – ответил доктор Бейкер, – безусловно. Куда мне следует послать эту копию?
– Возможно, что она не понадобится. В противном случае я или де Винтер напишем вам об этом.
– Я очень рад, что смог помочь вам, – сказал Бейкер, – мне и на ум не приходило, что мисс Дэнверс и миссис де Винте – одно лицо.
– Да, конечно, – ответил Джулиен, – очень, очень вам благодарны. Прощайте.
И мы вышли из домика врача и остановились возле своих машин.
Фэвелл позеленел, и руки у него тряслись так, что он не мог зажечь спичку. Вдруг он повернулся к нам и дрожащим голосом спросил:
– Эти раковые болезни, знает ли кто-нибудь из вас, они заразны?
Никто не ответил ему. Он продолжал:
– У меня никогда не было ни малейшего подозрения, и она тщательно скрывала все, даже от меня и от Дэнни. Для меня это ужасный удар. Я вне себя, необходимо выпить. Рак! Боже мой!
