лучами.
Чужак медленно сказал — без горечи, но с огромной печалью:
— Вы устроили этот напрасный поиск, а вам нужно лишь заглянуть в собственные умы: причина вашего уничтожения там. Если этот самолет погибнет, с ним умрет свобода. В нашем времени нет никаких подсказок для вас, кроме этой. Я спрашиваю ещё раз: позволите-ли-вы-мне-управлять этим пулеметом?
— Нет! — ответил Клер, и какое-то время они молча смотрели друг на друга в этом мчащемся в небе залитом лунным светом воздушном корабле.
Белые лунные лучи вместе с длинными тенями, которые тянулись через темный салон, образовывали решетку из полос тусклого света и искажали наряженные лица людей, искавших бомбу. На короткое время загорались осторожные фонари, их лучи заглядывали в темные углы и резко вспыхивали на блестящих поверхностях предметов.
Прошло три минуты, потом пять. Все снова собрались в салоне и темной массой окружили Клера, который стоял на прежнем месте, держа нарушителя спокойствия под прицелом своего пистолета. Лица пассажиров не попадали под прямые лунные лучи, падавшие в салон через слегка дрожавшие стекла иллюминаторов, и казались рядом круглых светлых пятен.
Только молчавший незнакомец был освещен. Клер коротко объяснил, что произошло и какие меры предосторожности он принял. Закончил он так:
— Как видите, мы два раза надевали ему наручники, но оба раза он освобождался и возвращался сюда. Лорд Лейдлоу, вы осмотрели наручники, когда были в багажном отделении?
— Да, — оживленно заговорил аристократ, — Они были защелкнуты. Я сказал бы, что перед нами один из тех необычных людей, которые умеют сжимать свои кулаки до толщины запястий.
— По моему мнению, этот человек сошел с ума, — сказал полковник Ингрэм. — То, что он вам рассказал, — явно слова психически больного человека. Решить эту проблему можно так: надеть на него наручники здесь и держать его под охраной, пока мы не приземлимся.
— Я хотел бы кое-что выяснить, — прервал полковника очень звонкий и резкий голос. — Кстати, это говорит Эхерн, Том Эхерн из Адмиралтейства. Вы упомянули, что он показал вам книгу — что в ней было?
Клер спокойно протянул Эхерну книжку незнакомца.
— Если вы низко нагнетесь, то сможете осветить её фонарем.
Пассажиры один за другим, протискиваясь мимо Клера, подошли к чиновнику из Адмиралтейства и окружили его, загорелся свет, потом послышалось:
— Что такое? Здесь какой-то чудной рассказ о полете этого самолета, и тут стоят все наши имена!
— А мое имя там есть? Браун, Кеннет Браун, — прозвучал новый голос из заднего ряда группы.
— Да, есть, — ответил Эхрен.
— Но это невозможно! — воскликнул Браун. — Я только за два часа до отлета узнал, что буду на этом самолете. Как кто-то мог успеть выяснить это, записать и издать книгу — и зачем ему это делать, о господи?
Клер стоял совершенно неподвижно и испытывал странное ощущение, что слышит свой собственный голос, что он произносит бессмысленные и нелепые слова, и протестующе твердит, как попугай, 'это невозможно', фанатично призывая свое языческое божество — логику, и ни одного мгновения не думает.
Он машинально бросил взгляд на свои часы и с усилием сказал:
— Господа! Если вы позволите, я задам арестованному один вопрос.
Чтобы установилась тишина, понадобилось всего одно мгновение, но больше времени потребовалось Клеру, чтобы оформить в слова невероятный вопрос, который возник у него в уме. Наконец, летчик спросил:
— Когда вы проникли на этот самолет? Я повторяю — когда?
Глаза незнакомца были как два омута со спокойной водой, его лицо стало видно гораздо лучше.
— Я понимаю вас, майор Клер. Только вам и только для вас одного я отвечаю: я оказался на борту этого самолета около сорока минут назад. Думайте об этом, обдумайте это как следует, не выбрасывайте это из головы.
Выкрики пассажиров наполовину заглушили его последние слова, потом полковник Ингрэм сердито проворчал:
— Сэр, у нас нет времени возиться с этим человеком. Наденем на него наручники и приставим к нему охрану!
Мозг Клера словно превратился в кусок твердого металла. Летчик совершенно ясно чувствовал, что ему следует извиниться перед остальными за высшей степени смешной вопрос. Но что-то словно загипнотизировало его. Наконец, в уме Клера возникла мысль, сила которой была непреодолима, и он спросил:
— Какова цель вашего пребывания на этом корабле?
В ответ незнакомец только пожал плечами и сказал:
— Я вижу, что ошибся в вас. Жаль. Я ведь уже сказал вам, что это самый важный полет в истории человечества. Вы обязательно должны долететь, а долететь вы можете только с моей помощью.
Он снова пожал плечами и закончил так:
— Я заметил, что вы изменили курс — это хорошо. Это уже кое-что: вы разбили жесткую цепь событий. Но отсрочка будет короткой — она не идет ни в какое сравнение со степенью изменения курса: семь минут, самое большое восемь.
Клер во второй раз надолго замолчал. Ему пришло в голову, что тени раннего утра и слепящая луна помутили его рассудок, потому что невероятно — его ум не отвергал ни одного слова незнакомца. В этот момент каждое слово собеседника казалось Клеру разумным, так что…
так что ему лучше быть осторожнее, иначе он вылетит со службы за то, что оказался доверчивым дураком. Доверчивым — это он-то, которого в военном училище прозвали 'Крепкоголовый Клер'!
Эта мысль мгновенно вызвала у него реакцию противодействия — летчик встряхнулся и холодно сказал:
— Теперь, когда мы выяснили, что бомбы на борту нет, я думаю, лучше всего будет сделать так, как предлагает полковник Ингрэм: держать вас здесь в наручниках под вооруженной охраной. полковник Ингрем и майор Грей, поручаю вам управлять теми пулеметами, которые были вам указаны ранее.
Но тут голос замер у Клера в горле: незнакомец смотрел на него с горечью и мучительной болью.
— Вы слепой дурак! Я могу существовать, только если вы будете поддерживать иллюзию того, что я существую, сохранять мой образ в своем сознании. А эта иллюзия мгновенно исчезает, если мне придется сидеть здесь закованным под охраной. Значит, я должен покинуть этот самолет, и первая, главная надежда пропала. Теперь вы должны узнать, кто я такой. Когда я буду нужен, позовите — но ответ будет возможен, только если вы позовете, понимая, кто я. До свидания.
В первое мгновение после этих слов Клер моргнул — так упорно его ум отказывался признать, что фигуры, только что находившейся перед ним, нет на месте.
Потом он подумал, что луна светит слишком ярко и отблески её белых, даже слишком белых лучей сыграли злую шутку с его глазами. А затем…
Затем он осознал, что незнакомец исчез на самом деле и окончательно.
Они обыскали остальную часть корабля. За это время заря на востоке стала намного заметнее и разлила свой бледный свет по всему небу и морю впереди самолета. Темнота сохранилась только позади него — на западе, и там же неслась по небу сияющая луна, ещё не уступившая свету нового дня.
Когда люди в самолете неохотно прекратили поиски, стрелки на светящемся циферблате наручных часов Клера показывали ровно четыре часа двенадцать минут.
— Ничего более странного ещё не было на свете! — пробился через полумрак чей-то голос. — Может, нам это приснилось?
— Я готов поклясться, что он пригнулся перед тем, как исчезнуть, сказал другой голос. Он должен быть где-то рядом. Если бы мы могли сдвинуть часть этого багажа…
