правило, феминистки и дуры, считающие, что все мужчины только и норовят залезть им под юбку. Или в данном случае — в джинсы.
— У меня есть прописка, — буркнул я, — это некрасиво. Я у вас в гостях, а вы издеваетесь, зная, что мне некуда уйти.
— Извините, — пожала она плечами, — а что, вам действительно некуда идти? Я потер затекшую руку.
— Вы же уже поняли, что у нас неприятности, — проворчал я.
— Это я поняла еще сегодня утром, когда увидела, как один из бандитов вывалился в окно. А потом оказалось, что он не бандит, а работник Кабинета Министров. Если бы вы не украли мою кассету, я могла бы сделать очень забавный репортаж о том, где ночью бродят наши ответственные чиновники.
— Какой он, к черту, ответственный чиновник, — пожал я плечами, — он типичный клерк, которого подставили. Все было продумано на гораздо более высоком уровне.
— Вы можете рассказать?
— Принесите магнитофон, я запишу на него сообщение.
Она посмотрела на меня:
— Опять врете?
— Нет. Вы останетесь единственным свидетелем всего случившегося, если мы все погибнем.
— Это так серьезно? — спросила она. Я мрачно кивнул. Она вышла в другую комнату и вернулась с магнитофоном, включила и поставила передо мной. Я начал говорить:
— Я старший лейтенант специальной группы особого назначения подполковника Звягинцева. Меня зовут Никита Шувалов. Сегодня ночью в составе группы мы брали квартиру, где находился известный рецидивист Коробков со своими людьми. Во время операции нами был обнаружен некий Скрибенко, который, увидев наших офицеров, выпрыгнул в окно. Когда мы осмотрели машину, на которой он приехал, там оказалось восемьдесят тысяч долларов. Машина принадлежала заведующему секретариатом Кабинета Министров Липатову.
Я передохнул и посмотрел на Людмилу. Она молча слушала.
— Мы поняли, что это была рассчитанная провокация, — продолжал я, — на квартире Скрибенко мы обнаружили фотографию хозяина квартиры, снятого с полковником Гороховым. Фотография оказалась фальшивкой.
Я заколебался на мгновение, рассказывать ли про Горохова, но решил, что не стоит. Это может только все испортить.
— Мы решили выяснить, почему нам дали сообщение о квартире, на которой в этот момент, кроме Коробкова, был и Скрибенко. Несколько наших офицеров поехали к Метелиной, которая информировала уголовный розыск об этой квартире.
Но там произошел взрыв, в результате которого погибли два наших офицера: майор Зуев и старший лейтенант Байрамов. Нам удалось выяснить, что взрыв был организован сотрудником ФСБ майором Шурыгиным.
Я видел лицо Людмилы. Она не испугалась, это мне понравилось. Она заинтересовалась, в ней проснулся профессиональный журналист.
— Мы попытались поговорить с Шурыгиным, который хотел отвезти нас на явочную квартиру, где находилась Метелина. Однако в дороге он был убит. Погиб и капитан Ион Петрашку.
Я хотел сказать и о предателе в наших рядах, но решил не говорить.
— Во время преследования погиб также сотрудник уголовного розыска Леонид Свиридов, а в здании управления был убит раненый старший лейтенант Дятлов. Заявляю, что все было организовано по приказу полковника ФСБ Баркова.
Я перевел дыхание и вытер лоб. Кажется, я сказал все. Все самое главное. Она посмотрела на меня и выключила магнитофон.
— Круто, — сказала она уважительно.
— Включите еще раз, — вспомнил я о Липатове. Она включила.
— Заведующий секретариатом Георгий Сергеевич Липатов не умер от инфаркта, — сказал я, — он был убит сегодня утром на даче. Ему ввели какое-то лекарство, очевидно, для того, чтобы обвинить в каких-то преступлениях.
Я замолчал. Магнитофон продолжал работать.
— И все это произошло сегодня? — спросила Людмила.
Я выключил магнитофон.
— Теперь вы понимаете, как меня ищут по всему городу?
Она достала кассету. Посмотрела на меня:
— И что мне с ней делать?
— Оставить у себя. И если я умру, опубликуйте. Она посмотрела мне в глаза:
— Только в случае вашей смерти?
— Да. Только в этом случае. Мы сидели и обсуждали мою смерть. Ничего более дурацкого я не смог бы представить.
— Спрячьте пока эту кассету. Я скоро уйду, — пробормотал я.
— Куда вы пойдете?
— Не знаю. Но в любом случае мне нужно что-то придумать, связаться с моими товарищами, найти Михалыча.
— Кого?
— Подполковника Звягинцева. Она снова посмотрела на меня. Почему я не замечал, что у нее такие глаза, лучистые и мягкие?
— Хотите чаю? — спросила она. Я пожал плечами и улыбнулся.
— Можно я у вас попрошу одну вещь?
— Еще одну кассету? — засмеялась она. — Вы уже использовали две. Одну стащили, а на вторую записали свой трагический текст. — Она решила, что я немного сгустил краски. Пусть думает так.
— Мне не нужна кассета, — сказал я несколько смущенно, — просто я хочу искупаться. Я управлял машиной, в которой не было ни одного целого стекла. Я весь в грязи и в копоти.
— Идите в ванную. Сейчас я включу горячую воду, надо немного подождать, у нас газовая колонка.
— А почему у вас такое необычное расположение комнат? — спросил я. — Обычно ванная бывает при входе, а у вас она между столовой и спальней?
— Как в хороших аристократических домах, — засмеялась она, — да нет, все просто. Раньше это была одна большая пятикомнатная квартира, и вход был с другой стороны, а потом ее разделили, и две с половиной комнаты достались мне.
Я сделала обмен. Мы переехали сюда с мужем.
Я выразительно посмотрел на нее. Только не хватало мне иметь дело с ревнивым супругом.
— Нет, — покачала она головой, поняв, о чем я думаю, — мы развелись год назад, и он уехал в Германию. У него мать-немка. Вы идете в ванную или нет? — Она ушла, а я посмотрел на лежавшую передо мной кассету. Куда делся подполковник? И как получилось, что в здании управления убили Дятлова? Как могло получиться, что они считают меня предателем? Их осталось там всего четыре человека. И все-таки предатель среди них.
— Ванная готова. Полотенце я повесила там, — показала она мне на дверь ванной комнаты.
Я встал и поплелся туда. Вообще-то было стыдно, если вспомнить, что сегодня утром я крал у нее кассету. Я сложил всю свою одежду на стуле, который стоял рядом с батареей. И потом полез купаться. Колонка тарахтела, как автомобиль с неисправным мотором, но вода была достаточно горячей, и я впервые за весь день почувствовал себя гораздо лучше. И, стоя под горячей водой, закрыл глаза, уже не обращая внимания на шум колонки.
Наверно, я все-таки был настороже и, даже купаясь, прислушивался к звукам за дверью. Входная дверь находилась за столовой, потом шла ванная и уже потом кабинет Людмилы. Она говорила, что две с половиной комнаты. Наверно, она имела в виду и небольшой коридор, который был между столовой и ее кабинетом. Я услышал какой-то посторонний шум. Как будто кто-то ложками осторожно стучал. А потом
