С силой мои пальцы прекратили порхание букв и вывели:
В этот момент преподаватель объявил об окончании занятия, студенты шумно засобирались, с неприкрытым интересом поглядывая на нас. Мы с Заккери уставились друг на друга. Он обижено хмурился, между моих бровей пролегла злая морщинка. Схватив со стола конспект, я подняла с пола рюкзак и стала выбираться, продвигаясь в противоположную сторону. Он по-прежнему сидел, скрестив руки на груди, и следил за моими неловкими движениями.
– Не смотри на меня так, иначе решу, что ты меня гипнотизируешь! Или как
Уже в коридоре меня застиг неожиданный Пашкин звонок.
– Ты меня напугала своим злобным посланием. – Прогудел приятель вместо приветствия.
– Чего не отвечал на звонки? – Буркнула я недовольно и тут же осекла себя. Паша не виноват, что вокруг меня творится непонятная чертовщина, и молодые люди, которые обычно
– Судя по твоему тону, ты злишься. – Прокомментировал он печально.
– Не злюсь, я просто в бешенстве. – Призналась я, продолжая ворчать. – Ты пропал, как ясный сокол темной ночью.
– Как мне загладить свою вину?
– Не знаю. Разбей свою тачку и стань пешеходом, может быть, это примирит меня с твоим исчезновением.
– Жестокая! Давай, сегодня сходим куда-нибудь поужинать? – Тут же предложил приятель. – Ты меня простишь, и моя тачка останется целой.
Кажется, в его голосе прозвучала радость.
– Ты подлизываешься! Но я так по тебе соскучилась, что готова принять предложение. Готовься, я объем тебя по полной программе и не заплачу ни копейки! – Пригрозила я.
– Хорошо, я возьму две кредитки и встречу тебя в метро. – Парень говорил совсем счастливо.
Попрощавшись с ним, я надеялась только на то, что вечер в обществе старинного друга успокоит мои расшатанные нервы.
Аида стояла рядом с подъездом старого пятиэтажного дома в спальном районе города и с опаской разглядывала обшарпанные стены, потемневшие кривые балконы, заваленные рухлядью, и темные окна. Запах старья сочился даже из-под закрытой на кодовый замок железной двери. Казалось, что «хрущевка» могла развалиться от простого дуновения ветра, дом сильно отличался от новых многоэтажных строений вокруг, чистеньких и светлых. Старуха Никонора жила на третьем этаже, и когда Аида вошла в подъезд, то ей под ноги бросилась кошка, махнув хвостом по ногам.
Сестра умершего Луки, не смотря на отказ от семьи, все равно являлась сильной ведьмой-гадалкой, видевшей и будущее, и прошлое, и настоящее. Обычные люди записывали к ней на встречу за полгода, она всегда говорила правду, и не мудрено – Никонора читала карты, как раскрытую книгу судеб.
Позвонив в дверь, Аида тревожно оглянулась на поднимавшихся по старой лестнице соседей, те покосились на дорого одетую даму с немым укором и подозрением. В квартире зашаркали, и со скрипом отворилась дверь. Старуха в выцветшем халате и стоптанных домашних тапочках заулыбалась во весь рот, продемонстрировав коричневые от табака зубы.
– Ну, здравствуй.
– Здравствуй. – Кивнула Аида, входя.
Она нерешительно встала в крошечной прихожей, стараясь не дотрагиваться до стен с грязными обоями. Пальцы так и впились в маленькую лакированную сумочку.
– Разувайся. – Приказала Никора, кивнув на поношенные тапки.
Чувствуя странную неловкость, Аида сняла туфли и повесила пальто на гвоздь в стене, заменявший вешалку. Из комнаты, обтираясь о стену, выглянул черный кот и, глядя на гостью, недовольно мяукнул. Его зеленые глаза как будто светились в полумраке.
– Зачем пришла?
Аида посеменила за старухой на кухню.
– Я знаю, ты лучшая. – Она подготовила целую речь, но сейчас все слова вылетели из головы. Старуха оглянулась, изогнув седые брови, в синих глазах скользнула насмешка.
– Ты лучше всех нас сможешь увидеть будущее. – Поправилась Аида быстро. Никонора выдвинула из- под стола табурет, предлагая гостье присесть. Сама плюхнулась на расшатанный стул со спинкой и закурила самокрутку, зажимая ее между пальцами с желтоватыми от табака ногтями.
– Тебя беспокоит то, о чем ты не можешь рассказать семье? – В проницательности старухе, похоже, тоже не было равных.
– Филипп. – Аида быстро заговорила. – Он меня беспокоит. Он так сильно изменился, стал грубым, резким. Мне кажется, что у нее появилась женщина!
– Он красив и молод. – Старуха выпустила облако дыма и стряхнула пепел в грязную кружку, стоявшую на столе. – Это нормально, ты бы за него порадовалась.
– Хочу знать об этой женщине все! Я слышала, как дети шутили, что она следит за сыном. Кто она такая? Расскажи мне.
Старуха пожевала губами и скомкала окурок.
– Не всегда родителям стоит знать секреты детей.
– Много ли ты понимаешь? Ты всю жизнь была одинокой! – Рассердилась Аида.
– Ну, хорошо. – Никонора тяжело поднялась и взяла с низенького холодильника колоду карт таро. – Давай-ка, сними.
Ухоженная рука с крупными перстнями, чуть подрагивая, одним пальчиком отметила половинку. Карты с рисунками стали разлетаться по столу, словно женщине показывали фокус. Никонора наклонилась к раскладу и долго в него всматривалась, цокая языком.
– Ну что там? – Не выдержала Аида, молчание угнетало ее.
– Девица у него на душе действительно есть. – Кивнула она лохматой головой. – Только я не понимаю, чего ты так всполошилась?
– Если бы у тебя был взрослый сын, ты бы по-другому рассуждала! – Фыркнула женщина. – Что ты видишь?
– Вижу-то? – Никонора вытянула губы. – Ну, она была рыжей.
– Рыжая?! Господь с тобой! – Вскричала женщина, прикладывая руку к сердцу.
– Рыжая – это не лысая! – Покосилась на нее старуха. – Ее родители врачи. Она хорошо готовила. Хммм… была не глупа, совсем не глупа, судя по этим картам, – она ткнула пальцем в две картинки, – и еще она была невинна.
– Желаю ей такой и оставаться! – Буркнула Аида.
– Ох, зря ты шутишь с этим, – хмыкнула ведьма, скривив морщинистый рот. – Конечно, останется, выбора-то у нее больше нет.
– Что, значит, нет выбора?
– Девочка погибла еще в конце апреля. Так что твоего сына мучает прошлое.
– Как понять погибла?! – Опешила Аида, вытаращившись. – Ведь я своими ушами слышала, как дети шептались, что она появляется везде, куда ходит Филипп!
– Она не может там появляться! – Категорично отказывалась верить старуха. – Смотри, эта карта мертвого человека, и все, что я тебе говорила, лежит в прошлом. Линия ее жизни обрывается резко и четко.
