доход. Не забывайте, Сикис сам отдаст вам распоряжения. Если же они откажутся подчиниться, то тем самым нарушат один из важнейших пунктов его завещания. Не думаю, что они горят желанием ввергнуть себя в судебную тяжбу, если есть возможность ее избежать.
— Но это же немыслимо — вот так взять и бросить его одного, запертого в каком-то дальнем углу компьютерной памяти!
— Кто говорит о том, чтобы бросить Сикиса? — возразил Цицерон. — Сейчас мы ведем с ним переговоры. Как только разработаем такую формулировку соглашения, которая позволит доверять ему, мы его освободим. Пусть возвращается в свой дворец. Но он займет место среди нас как среди равных, а не как король или диктатор. Уверен, что вы, американец, не станете возражать против такой постановки вопроса.
— В общем, нет, конечно, — согласился Редмонд. — Как бы то ни было, это не мои проблемы. Я ученый и не намерен участвовать в мышиной возне. Тем не менее я передам им ваши слова.
— Именно поэтому я хотел прежде всего поговорить с вами, — сказал Цицерон. — Как ученый с ученым.
— Ладно, пусть сами разбираются. Вы упоминали еще о каком-то требовании, которое собираетесь предъявить Сикису.
— Я кое-что обещал Клеопатре, и Сикис согласился выполнить ее желание.
— Что же это? Цицерон объяснил.
— Вы, должно быть, шутите!
— Передайте инженерам, чтобы они сделали это, если не хотят влезть в судебное разбирательство в соответствии с условиями завещания.
— Передам, конечно, — ответил Редмонд, — хотя не знаю, как они к этому отнесутся.
— Зато я знаю, — сказал Цицерон.
Они не сочли нужным сообщить ей, где произойдет рождение, и сейчас Клеопатра торопливо шагала по коридорам огромного дворца, построенного по указанию Сикиса. Эхо пустых помещений напоминало о том, какой скоротечной оказалась его слава. Она растаяла как дым в тот момент, когда Бакунин, Цицерон и другие столкнули Сикиса в спиральный коридор, ведущий к старой камере Бакунина в Петропавловской крепости.
Клеопатра обыскала все комнаты, одну за другой. Пусто… Внезапно ее осенило. Они наверняка предпочли, чтобы это выдающееся событие произошло не здесь, а в хорошо известной им, обжитой части Мира Двойников. Клеопатра бросилась к Бакунину и уговорила отвести ее на виллу Цицерона одним из тех коротких путей, которые были известны ему одному. Бакунин держался с женщинами не слишком уверенно — все еще не мог забыть свою жену Антонину, останки которой (а следовательно, и информация о ней) затерялись где-то в безымянной могиле неподалеку от безвестной сибирской деревушки. Он помог Клеопатре быстро добраться до дома Цицерона, но по дороге ни разу не взглянул на попутчицу. При других обстоятельствах она обиделась бы на него, однако сейчас у нее была гораздо более неотложная забота.
Цицерон, конечно, был в саду, под неизменно голубым итальянским небом. Он улыбнулся гостье хорошо знакомой улыбкой и сказал:
— Заходите в дом. Ваше желание исполнено, как я и обещал.
Она нашла Антония в маленькой спальне в глубине виллы, вдалеке от атриума. Комната была полна ярких цветов. Антоний выглядел точно так же, каким она помнила его в последние годы. Кудрявая темная борода обрамляла красивое лицо истинного воина, осунувшееся и несущее на себе печать слишком роскошной жизни и необузданных страстей.
— Так это ты, Клеопатра! — произнес Марк Антоний. — Я догадывался, что здесь не обошлось без твоего участия. Похоже, я снова живу? И не Цицерона ли я видел недавно?
— Мы все обрели вторую жизнь в этом странном мире, — ответила Клеопатра.
— Странном, вот уж точно, — сказал Антоний. — И здесь мы снова вместе, не так ли, Клеопатра?
— Ты как будто немного… разочарован, — ответила она, заставив себя улыбнуться.
— Что ж, не стану отпираться. Позволь мне сказать тебе все как есть, начистоту.
— Звучит зловеще, — одними губами вымолвила Клеопатра.
— Воспринимай как хочешь. Были времена, когда весь Рим лежал у моих ног. Но чары, которыми ты опутала меня, заставив позабыть обо всем на свете, до того задурили мне голову, что я пошел на смерть ради тебя, вероломной блудницы. Так вот, я хочу, чтобы ты знала — с этим покончено. Смерть унесла все прочь. Уходи, Клеопатра. С меня хватит одной жизни, прожитой с тобой.
Она поднялась и молча вышла, трепеща от ярости. Как он посмел? Потом она напомнила себе: ведь это Антоний, человек, который всему отдавался со страстью, и любви, и ненависти, но чувства его преходящи. Без сомнения, это настроение пройдет, как бывало всегда.
Однако, когда Клеопатра вышла в сад, чтобы присоединиться к Цицерону, ее уже занимало другое. А именно: можно ли, несмотря ни на что, рассматривать Джона Сикиса как подходящего супруга для женщины, которой, что бы она ни говорила или делала, самой судьбой предназначено править миром? Может быть, еще не упущено время, чтобы договориться с ним.
Прежде чем согласиться выполнить желание Клеопатры, Цицерон впал в глубокое раздумье. На первый взгляд эта пилюля была для него слишком горька. Он воспринимал Антония как своего заклятого врага. Именно Антоний был в ответе за его убийство. Цицерон помнил все очень отчетливо: темный морской берег, яростный ветер, дующий с моря и отрезающий возможность побега в Грецию. Два головореза, посланные Антонием. Его собственные последние слова, которые он произнес, повернувшись спиной к океану и далекой Греции, а лицом к оказавшейся столь роковой для него Италии:
— Я готов встретить смерть в стране, которую столько раз спасал.
А потом разящие удары коротких мечей, мгновенная опаляющая боль, горькая мысль о том, что жизнь кончена, и… забвение — до тех пор, пока он не пробудился здесь, в этом месте. Он был убит по приказу Антония, а теперь Клеопатра просила его снова вызвать Антония к жизни.
Однако, подойдя к ситуации с философской точки зрения, Цицерон согласился. То, что сделал Антоний, объяснялось не жестокостью его нрава; это была просто политика. И появление Антония наверняка внесет заметное оживление в спокойную атмосферу Мира Двойников. Кроме того, Цицерон подозревал, что если у Антония и возникнут проблемы, то никак не с ним, а кое с кем еще. Вот почему, поразмыслив хорошенько, он передал просьбу Клеопатры Редмонду.
Клеопатра рассказала, как прошла встреча с Антонием. Она уже явно сожалела о том, что вызвала его из небытия, и спросила Цицерона, нет ли какого-нибудь способа исправить содеянное? Он обещал подумать об этом.
Однако внезапно его размышления были прерваны появлением незнакомца, ворвавшегося на виллу и явно не обученного правилам приличий. Это был огромный человек, облаченный в светло-голубую одежду варвара. На отталкивающем лице, почти целиком заросшем неопрятной рыжей бородой, горели безумным огнем яркие голубые глаза.
— Кто вы? — спросил Цицерон.
— Владимир, посланец.
— Чей?
— Меня послали, чтобы я отвел вас к одному человеку.
— К какому человеку? Как его зовут?
— Не знаю.
Цицерон отметил про себя, что он оказался прав: с появлением Марка Антония спокойная жизнь закончилась.
Рыжебородый скиф долго вел Цицерона по бесчисленным коридорам, и в конце концов они оказались в той части компьютерного мира, которую Цицерон уже не раз видел. Новый Рим, совсем недавно созданная Сикисом и почти сразу же покинутая им столица Мира Двойников. Город, который двойники называли Фантом-сити.
Цицерон сразу же почувствовал себя не в своей тарелке. Кругом было пусто, все остальные покинули это место, вернувшись в более привычную обстановку.
Вслед за Владимиром он вошел в здание, представляющее собой прекрасную копию прежнего
