Они вполне материальны, не нам чета.
— Смотрите глубже, друг мой, — ответил Цицерон. — Ветер — тоже что-то вроде информации. Он не более материален, чем мы с вами, и все же способен воздействовать на обычные предметы. Повалить дуб, например. Вот что такое сила информации, направленная в нужную сторону.
— Даже здесь Сикис по-прежнему может оставаться недосягаем для нас.
— Согласен. И все же у нас появится шанс повлиять на него, тогда как сейчас это в принципе исключено.
«Я люблю вас, Клеопатра». Нет, эти слова пока еще не прозвучали, но вот-вот должны. Даже явившись к ней в личине бога, он не уподобится богам. Ничтожный человек, она ощущала это всеми фибрами души. Сикис, так он называл себя и настаивал, чтобы она тоже так обращалась к нему. Он, казалось, гордился своим именем. И постоянно пытался объяснить ей, какое важное место занимает в другом мире, мире, которого она никогда не увидит.
— Вы полностью в моей власти, Клеопатра. Я не хвастаюсь и не пытаюсь угрожать вам. — «Пока нет», — подумала она. — Я просто констатирую факт. Именно так обстоит дело в данный момент, спустя две тысячи лет после того, как змея ужалила вас и вы погибли. Мы создали вас заново, Клеопатра. Скажите, ведь у нас неплохо получилось, а?
Он болтал всякий вздор в том же духе, вот чем занимался Сикис. И никогда не являлся ей лично. Никогда за все время, что она беседовала с ним в этой самой комнате. Она слышала его голос, и перед глазами возникало его изображение. Но он выглядел, точно ожившая картина, а не как живой человек.
— Я не могу проникнуть внутрь машины, Клеопатра, — объяснил он, заметив, что ее оскорбляет его нежелание явиться ей лично. — Мы в силах воссоздать любого человека, жившего когда-то, если о нем сохранилось достаточно информации. Но мы не способны создать вымышленную личность. Так же, как и самих себя. Это невозможно, пока мы живем в своем теле.
— Очень рад, что вы приняли мое приглашение, — сказал Цицерон Клеопатре. Прошу вас, пройдемте в сад. Сегодня прекрасный день, и мы сможем подкрепиться на воздухе. Конечно, здесь всегда прекрасные дни. Полагаю, это одно из преимуществ искусственной погоды — можно не зависеть от капризов природы. Хотя я считаю, что стоит попросить инженеров немного изменить ее, внеся хотя бы сезонные вариации. Я даже не в состоянии определить, какое это время года.
— А вы по-прежнему многословны. Туллий, — ответила Клеопатра. — Какой приятный сад!
— Я рад, что он вам нравится. Хотя, конечно, он ничто по сравнению с тем, чем владели вы в старые добрые времена, когда царствовали в Александрии.
— То было совсем другое время, — сказала Клеопатра. — Вы тогда были консулом в Риме.
— Очень недолго. И, боюсь, толку от меня было немного. Такие великие люди, как Цезарь, к примеру, оказались не по зубам бедному философу вроде меня. Или взять Марка Антония… Тоже, безусловно, выдающаяся личность; противостоять ему было почти невозможно. Жаль только, что содержать в себе такую личность трудно для кого угодно. Полагаю, в конечном счете он и сам не сумел справиться с ней.
— Все это кажется сейчас таким далеким, — произнесла Клеопатра. — У вас тут замечательно все устроено, гораздо лучше, чем у меня. В моем распоряжении всего-навсего три маленькие комнатки, а сада вообще нет.
— Скоро все изменится, — сказал Цицерон. — Как только Джон Сикис закончит свои приготовления.
— Сикис… Он в самом деле что-то значит в этом варварском мире? Или нет?
— Эти люди вовсе не варвары. И действительно очень много здесь значит.
— В некотором роде наш правитель?
— Он владеет контрольным пакетом акций в корпорации, которая управляет нашим миром.
— Я так и думала. Какая скука! И какой меркантилизм! А ведь на карту поставлена наша судьба, и, оказывается, она зависит от чьих-то торгашеских интересов.
— Увы, — кивнул Цицерон. — Меркантилизм насквозь пропитал прекрасный новый мир, в котором мы обрели вторую жизнь.
— Печально. — Клеопатра опустилась в предложенное ей кресло и взяла персик из серебряной чаши, стоящей перед ней на столе. Надкусила, состроила гримасу. — Фу! Здесь все такое безвкусное!
— Это потому, что все ненастоящее, — сказал Цицерон.
— Ну, все равно им не мешало бы проявить побольше изобретательности. Если они способны создать что-то, внешне похожее на персик, почему бы не позаботиться о том, чтобы он имел настоящие вкус и аромат?
— Хороший вопрос. Вам следует задать его как-нибудь Сикису.
Клеопатра пожала плечами; прикрытые легкой, словно паутина, шалью, они выглядели восхитительно. Цицерон отвел взгляд. Эта сирена, даже несмотря на то, что со времени ее смерти прошли века, все еще производила на него волнующее впечатление.
— Сикис… — повторила Клеопатра. — Мне кажется, он влюблен в меня.
— Вы удивлены?
— Ну, немного, учитывая разницу наших состояний. Он — реальный мужчина, как он заявляет, а я фантом.
— О чем он с вами разговаривает?
— Говорил, что уже давно преклоняется предо мной, — будничным тоном сообщила Клеопатра. — Повторял это снова и снова в изысканных выражениях, столь же страстно, сколь и банально. Потом и вовсе забормотал что-то невразумительное: как мы с ним вместе будем править здесь, в этом мире, который он называет Миром Двойников. Король и Королева теней, вот что он имел в виду, я полагаю. Он был даже так добр, что сообщил мне, каким прекрасным супругом он будет. И вульгарно заявил, что ему из авторитетного источника известно кое-что очень важное для нас обоих. А именно, что акт любви в Мире Двойников хотя и не вызывает таких ярких ощущений, какие мы испытывали прежде, все же способен доставить большое удовольствие. И что он ждет не дождется, когда разделит это удовольствие со мной. Вот в таком духе Сикис продолжал все время, пока я не остановила его.
— И что вы ему ответили?
— Постаралась расставить все на свои места. Напомнила, что я, Клеопатра Седьмая, была возлюбленной четырех величайших когда-либо живших мужчин…
— Кого вы имеете в виду? — прервал ее Цицерон. — Мне, конечно, известно о Цезаре и Марке Антонии.
— Ну, до них был Помпеи, бесспорно, один из самых великих людей на свете.
— Всего три.
Клеопатра озорно улыбнулась.
— Вы учли Октавиана?
— Но ведь он был вашим врагом! Вы покончили с собой, чтобы не попасть ему в руки и лишить его возможности торжественно доставить вас в Рим в знак своего триумфа.
— Такова, конечно, версия, известная всем. Правда, как обычно, чуть-чуть сложнее.
— С удовольствием поболтаю с вами на эту тему в другой раз, — сказал Цицерон. — Однако сейчас у нас есть гораздо более важные проблемы. Вы отвергли предложение Сикиса?
— Окончательно и бесповоротно. Он человек мелкой души, не чета мне!.. Что это за звук?
— Это я, — ответил Цицерон. — Я скрежещу зубами.
— С какой стати? Сикис так много для вас значит?
— В личном плане он ровно ничего для меня не значит. Проще говоря, мне на него наплевать. Но он случайно оказался абсолютным владыкой и правителем нашего мира и держит в своих руках жизнь и смерть каждого из нас.
— Он о чем-то таком упоминал, — промолвила Клеопатра. — Но я не поверила ему. У меня возникло впечатление, что он хвастается.
Цицерон вздохнул.
— Вы здесь сколько… три дня? И уже успели чуть не погубить все дело.
На лице Клеопатры появилось выражение досады.
