переяславца было направлено точно в лицо Кончака. Чем защититься степняку, если нет личины на шлеме и щита в левой руке?
Иноходец хана резво взял с места. Зрители затаили дыхание.
Пока не закончился вдох – противники мчатся навстречу…
Друг другу? Почету и славе? Смерти?..
Гонец от Владимира Глебовича успел в Киев как раз в день поединка, проскакав вечер, ночь и утро, загнав коня, но – успел! Его, потного и пропыленного, провели прямо к князю. Святослав развернул пропахший конским потом и кожей седельной сумы свиток, поглядел на гонца.
– Плохие вести привез ты в Киев, – печально и тихо промолвил старый князь. – Плохие, но ожидаемые! До обедни время даю привести себя в порядок да отдохнуть. Хоть и знаю, что этого мало, но не обессудь, после обедни жду на Ярославовом дворе, у Святой Софии на площади.
Обернувшись к толпившимся у стены светлицы боярам, князь добавил:
– Говорить с киевлянами желаю!
Давняя то традиция – поединок предводителей войска. Испокон веков так решали исход сражения русские князья со своими соседями.
Мечом, не языком.
Святослав, князь-воин, за два века до Кончака в тягостном недоумении смотрел на ромейского басилевса Иоанна Цимисхия, затянутого в вышитые шелка и умащенного, как блудница, благовониями. Басилевс желал переговоров, не схватки. Отказался от боя – значит, признал поражение!
Кончаку же и не нужно было бросать в сечу все войско. Он пришел не с набегом на Русь, но исполнить долг чести перед побратимом, отплатить за кровную обиду.
И по законам русским не всегда дозволялось расплатиться златом или мехами. Подлость и жестокость взывали к мести, кровь – к крови.
Кончак чтил чужие законы, особенно если они находили отклик в его душе.
У князя Игоря Святославича был кровный должник. Владимир Переяславский разорил северские земли, убил неповинных людей, теперь князь северский, не сумев уберечь своих подданных, обязан был хотя бы отомстить. А сам не сможет – пусть найдет поручителя за себя, способного призвать обидчика к ответу.
Заревели рога, протяжно и басовито.
Кончак опустил древко копья, так что острие наконечника оказалось напротив груди переяславского князя. Пока оружейную сталь отделяла от княжеской груди сотня шагов и кольчужное переплетение, но что значит сотня шагов для двух коней, поднятых одновременно в галоп и мчащихся навстречу друг другу?
Звук рогов прервался, оруженосцы разошлись на противоположные стороны ристалища. В наступившей тишине Кончак хорошо слышал, как всхрапывает конь переяславского князя, хану казалось даже, что он различает звук лопающихся пузырьков пены, падающей с губ коня.
И Кончак послал коня вперед.
Перед Софией Святой, огромной и горделивой, собирались киевляне, повинуясь гонцам, сзывавшим всех велением князя на храмовую площадь.
Распахнулись храмовые врата, окованные потемневшей бронзой, и в сопровождении бояр появился старый князь. Прислужники сноровисто поставили княжеское кресло с высокой спинкой, Святослав устало сел. По знаку одного из воевод гридни ударили обнаженными мечами по умбонам щитов. Лязг металла о металл поскреб уши собравшихся и умер, поглощенный деревянными стенами, ограждавшими боярские хоромы, отстроенные неподалеку от Софии.
Замер и праздный шум. В наступившей тишине даже стоящие далеко от храма люди услышали негромкий надтреснутый голос Святослава Киевского:
– Дети мои, Игорь и Всеволод! Рано принялись вы половецкой земле мечом обиду творить, себе славу искать! Не с честью вы кровь поганую проливали… Что же сотворили вы моей серебряной седине?..
Князь замолчал.
Молчала и площадь, пораженная услышанным. Словно и не с киевлянами говорил престарелый Святослав, а со своими своенравными родственниками, которые находятся теперь за много конных переходов от него.
Святослав, переведя дух, заговорил снова, смотря
– Сказали вы: «Отважимся сами, прошлую славу себе похитим, а будущую сами поделим!» И вот – кричит Переяслав под саблями половецкими… Князь Владимир под ранами… Горе и тоска сыну Глебову!
Бояре, посвященные в привезенные Беловодом Просовичем вести, недоуменно переглядывались. Да, Кончак шел на Переяслав, но о тяжких ранах князя ковуй ничего не говорил, как и вообще о сражении у города. И только мудрый боярин Кочкарь, с которым князь Святослав не раз откровенно беседовал с глазу на глаз, одобрительно кивал головой. С одной стороны, всегда полезно пустить слезу – толпа это любит и покупается, как продажная девка на шкурки куницы. С другой же – семи пядей во лбу быть не надо, чтобы найти руку, указавшую Кончаку путь на Переяслав. На город вела куманов Дева-Обида, неотомщенный долг Игоря Святославича. И хоть Кончак был намного старше переяславского князя, но Кочкарь верил в победу половца. А князь Святослав, судя по всему, уже успел в мыслях своих похоронить Владимира Глебовича…
– Сокол высоко летает, а гнезда своего в обиду не даст, – продолжал говорить князь. – Но дивно, братья, старому помолодеть… Но вот зло, князья, мне – не в помощь!
Святослав встал с кресла, на верхнюю ступень храмового портала, и голос князя зазвучал, словно и не было прожитых семидесяти лет:
– Даже брата моего не вижу, Ярослава! С черниговскими боярами да воеводами, с татранами да с шельбирами, с топчаками и ревугами и с ольберами…
Снова пора настала переглянуться боярам киевским. Всех подданных черниговского князя перебрал Святослав, даже малочисленных татранов, горцев карпатских, на службу в Чернигов Ярославом Осмомыслом по-родственному направленных, а вот ковуев, надежду и опору княжества, – забыл.
Князь же киевский страдал от старости, но не от помутнений разума… Забыл – значит, так надо. Зачем только?
– Загородить надо Полю ворота! – это был уже не голос слабого старика. Так воевода собирает своих воев на сече – чтобы трубы иерихонские со стыда погнулись и червями в землю заползли! – Собирать буду, и не только дружины княжеские, но и ополчение городское!
Из-под копыт князя переяславского летели комья земли. Кончак подумал, что на неподкованном скакуне здесь, в поле, было бы сражаться сподручнее. Но – всяк волен в своих решениях. Рванет князь удила, встанет конь столбом… И полетит князь, как былинка невесомая, поверх гривы да на траву примятую. И не удержат ни стремена, ни передняя лука седла.
Полетит, особенно если найдутся желающие помочь князю… И хан Кончак – первый из них!
– С нами Бог! – воскликнул князь.
Кончак не возражал. С князем – отчего только «с нами»? скромнее надо быть – его христианский Бог. За спиной же хана Кончака все боги и духи половецкие, призванные на помощь племенными шаманами. И кто – кого? Когда много – на одного.
Как опытный воин, Кончак предпочитал сражаться в большинстве.
Сколько длится сближение всадников на ристалище? Миг? Вздох?
За это время Кончак сделал неожиданное. Копье, которое он держал привычно, несколько на отлете, у бедра, хан сместил. Теперь древко оказалось под мышкой у Кончака.
Князь Владимир заметил это, увидел он также, что острие ханского копья приподнялось и нацелилось на не защищенное доспехами горло.
– Получай! – крикнул князь и резким сильным движением взмахнул над головой правой рукой.
Копье, словно дротик-сулица, взмыло в небо и, получив дополнительное ускорение, змеиным языком метнулось к лицу Кончака.
Хан отклонился влево и придержал иноходца. Владимир Глебович рванул поводья – поздно!
Подкованные копыта его коня проскользили по траве еще шаг-другой, и этого хватило, чтобы князь
