же отъехали и северские дружинники, которые изъявили на то желание.
– Скоро, значит, им и дома быть. Что ж, весть воистину счастливая, спасибо на добром слове, Овлур!
– С вестями и вопрос принес. Дозволишь ли, князь?
– Говори!
– Хан Кончак слышал, что княгиня Ефросинья Ярославна глаза проплакала, стоя на забрале путивльском…
Игорь Святославич усмехнулся, пытаясь представить плачущую жену. Нет, не получилось.
– Хан Кончак интересуется – доколе?..
Князь Игорь внимательно посмотрел на гонца. Овлур бестрепетно выдержал взгляд.
По законам Степи Кончак должен был не меньше полугода продержать у себя русского князя, пока не завершится обряд очищения. Отпускать – нельзя, но ведь сам-то Игорь Святославич не давал обещания жить у половцев, держал его только долг перед побратимом.
– Что, князь, прикажешь седлать коня? У юрты ждут десять солтанов…
– Прикажу, – заулыбался князь. – Еще как прикажу!
Недалеко от речного берега, где уже тянуло прохладой и влагой, Овлур придержал коня.
– Случилось что? – спросил князь Игорь, подъезжая поближе.
– Всадник на горизонте, – откликнулся половец, пристально вглядываясь вдаль. – И кто знает, один ли…
Игорь Святославич и не пытался спросить, послал ли Овлур солтанов на разведку.
Знал, что послал. Оттого и держался спокойно, не выказывая волнения. Чем ближе к северским землям, тем тягостнее было на душе, казалось, что между ним и Русью выросла стена, и нет в ней ворот, распахнутых перед князем, едва не угодившим в полон к своему злейшему врагу.
И этот всадник, так нежданно оказавшийся у него на пути, – не знак ли?
Знак, ведомо.
Оставалось только ждать и надеяться на то, что беда прошла стороной и высшие силы просто намекают на свое благорасположение. По доброте ли своей или с очевидным расчетом на ответную благодарность… Лишь бы только обошлось!
Даже самому себе князь Игорь Святославич боялся признаться, как устал от походов и ратей.
Солтаны вернулись с пополнением. Овлур заметил, что к ним прибавился еще один всадник. По тому, что тот ехал свободно и при оружии, половец заключил, что заметил, хвала Тэнгри, не врага.
Об этом же подумал и князь Игорь, а когда всадники подъехали поближе, узнал нежданного гостя:
– Здрав будь, Миронег!
– Сам по здорову ли, князь?
– Твоими молитвами, – усмехнулся Игорь Святославич, зная прекрасно, что Миронег не из тех, кто любит молиться, тем более за чье-то здравие. Хранильник не молит о здоровье, но дарует его, будь на то воля его богов.
Князь Игорь удивился, как изменился облик Миронега за те немногие недели, что они не виделись. Нет, хранильник не выглядел старше, и платье его было, по обыкновению, в порядке, даже не пропыленным, словно не было долгой дороги через степь. Но в глазах его застыл холод, тот самый, что исходит обычно от дамасского клинка, видевшего много смертей и не скупившегося даровать вечный покой всем, кто окажется на опасно близком к нему расстоянии.
– На Русь идем, – сообщил Овлур. – Присоединяйся к нам, лекарь! Вместе путь веселее!
– Верю, – откликнулся Миронег, но как-то безжизненно. – Но прошу простить меня, раз уж приходится отказывать. Вы – на Русь, я же – мимо нее… Не обессудь, князь!
– Хочешь оставить Русь без последнего хранильника? – спросил князь Игорь.
– Русь без хранильников не останется, ни сегодня, ни во веки веков, – серьезно и веско ответил Миронег.
– Кто же будет вместо тебя?
– Кто-то обязательно будет.
Миронег, кивнув, по обыкновению, не совсем почтительно, повернул коня прочь от княжеского отряда.
Игорь Святославич смотрел вслед удаляющемуся всаднику, гадая, оглянется ли он на прощание.
Не оглянулся.
