знакомился, охотно подставлял баки и живот, однако все это ему быстро надоедало, и он уходил спать в другую комнату на шкаф. А сейчас он не уходил только потому, что улавливал общий смысл разговора, — ну, может, не столько смысл, сколько эмоциональную окраску плюс свое имя.
— Выскажись, Барс. Какого ты мнения об этом? — сказал я и начал внушать ему слово «мура».
— Мурра! — отчетливо произнес Барс.
— Ой, мама! — Славка прямо захлебнулся. — Ну, старик, ты и фокусник!
— Мам-ма, мам-ма! — гнусаво проговорил Барс, будто передразнивая его.
Славка вдруг перестал хохотать и испуганно уставился на кота. Барс подмигнул ему.
— Он это… что? — почему-то шепотом спросил Славка.
— То самое, что я говорил. А не веришь — не надо.
— Мам-ма, ммяхо, ммало, мурра! — выпалил Барс и облизнулся.
Славка долго молчал, остолбенев.
— Старик, да это же сенсация мирового масштаба! — завопил он наконец в диком восторге.
Это как раз и было то, чего я опасался! Я долго убеждал Славку, что никаких сенсаций сейчас не надо, что он погубит все дело, что надо серьезно изучить явление, а потом думать о сенсациях, публикациях, демонстрациях и прочих подобных вещах. Дело было нелегкое, но успеха я все же добился. Славка поклялся, что будет держать язык за зубами, а скажет под строгим секретом только моей маме…
— Маме я сам скажу, — перебил я.
— …и Веронике, конечно.
Вероника — это его невеста. Серьезная девица — ужас, какая серьезная! Высоченная — рост сто семьдесят два сантиметра, но ничего, красивая. Очень-очень положительная личность, и Славку все воспитывает: за уши тянет к идеалу.
— Хочешь с ней поссориться? — мрачно спросил я. — Она же все равно не поверит, а тебя сочтет треплом. Даже и не думай!
Славка сбычился и нахмурился, а потом, вздохнув, сказал, что я, может быть, и прав, но от Вероники все равно ничего не скроешь, она его насквозь видит.
— Как ты Багиру? — язвительно спросил я.
— Нет, старик, ты не смейся, — уныло возразил Славка. — Я знаешь что думаю? Что Вероника телепатка! Уж очень она все здорово угадывает!
Теперь уж я покатился со смеху. Да у Славки на лице все написано, при чем тут телепатия! Кто угодно прочтет. А при Веронике он вдобавок заметно глупеет, и все становится проще простого… И Славку она цукает в основном как раз за легкомыслие, за то, что он разбрасывается, вечно чем-то новым увлекается и «не имеет главного стержня»! Вот где Славка влип! Над другими привык издеваться, а это Вероникино словосочетание передал нам на полном серьезе, и уж мы над ним поработали всласть, выжали все, что могли, из этой «справки с последнего места работы»! Но за Веронику он все равно держится — опять же по закону контраста.
— Ладно, тебе видней, — сказал я. — Только пускай она не болтает.»
А впрочем, какой смысл особенно-то секретничать? — думал я. — Володя будет говорить с учеными, это одно наделает шуму. Да еще Валерка и Света раззвонят по всей школе. Где уж тут думать о конспирации! Да и Славкины обещания мало чего стоят — не утерпит он, захочется блеснуть осведомленностью. Ведь сенсация-то мирового масштаба, как он говорит… Ну и ладно, пускай себе треплется».
Утром мне пришлось выкроить часок, чтобы поосторожнее рассказать маме то, что она тем же вечером услыхала в драматическом и бессвязном изложении Славки. Мама держалась, надо признать, здорово: заявила, что в телепатию она всегда верила, что Барс — кот очень чуткий и интеллигентный и что вообще все это очень интересно, только необходимо соблюдать осторожность, не перенапрягать нервную систему, а то я очень увлекающийся — доведу и себя и кота до невроза.
Значит, ближайшие следствия всех этих разговоров были таковы: во-первых, я получил отпуск, во- вторых, Славка со всей присущей ему энергией включился в «Операцию «Контакт» (название, конечно, он же и придумал) и начал немедленно выдавать на-гора массу афоризмов и идей. У Славки идей не меньше, чем у Валерки Соколова. Правда, он старше Валерки лет на семь и за этот отрезок времени успел приобрести уйму сведений по самым различным вопросам, но его идеи кажутся обычно не менее фантастичными и нелепыми, чем Валеркины.
Это и все о моих личных делах, — тоже не вполне личных, как видите!
А по линии, что ли, официальной события развивались так. Сначала Володя устроил встречу с нейрофизиологами и зоопсихологами, то есть привел ко мне домой одного доктора наук, трех кандидатов и еще одного, который тогда был без пяти минут кандидатом (теперь он уже защитил диссертацию). Потом Славка привел ко мне парапсихологов. Потом мы демонстрировали Барса, Барри, меня и Володю представителям всех этих трех наук в официальной обстановке, в присутствии представителей прессы. Кроме того, попутно я проверял возможности контакта на котах, собаках и прочих существах. Их мне в изобилии доставлял Валерка при условии, что Юра будет присутствовать при опыте с его Кузькой, Таня — при опыте с ее Китти, Сережа — при опыте со степным орлом, по имени Данко (ох, и дал же нам духу этот Данко!), ну, и тому подобное. Что касается кота Мурчика, то о нем я расскажу особо.
Кроме того, я вел бесчисленные разговоры и по телефону, и просто так, объясняя, что никакого шарлатанства тут нет; что дьявол тут тоже совсем ни при чем и что я лично атеист; что в нашей семье все психически здоровы, включая меня; что я не алкоголик; что ничего я детям голову не морочу, а если вам так кажется, то, пожалуйста, пускай ваш Толя (Коля, Оля, Валя, Ляля) ко мне больше не приходит, я и без того слишком занят; что я никого не разыгрываю и вообще мне не до шуток; что животные безусловно очень многое понимают, чего иной раз нельзя сказать о человеке, нет, не о вас лично, я с вами незнаком, а в принципе: есть люди, которым ничего не втолкуешь; что я не вижу, чем это мои опыты принижают достоинства человека, скорее наоборот; что если мой собеседник не верит «во все эти фокусы с говорящими зверями», то и пускай себе не верит, а мне-то какое дело…
У меня голова пухла от этих разговоров — по телефону, на пороге квартиры (посетитель рвался «хоть одним глазком взглянуть на волшебного кота», а я непоколебимо твердил: кот отдыхает, кот в данное время питается, кот соблюдает строгий режим — и так далее), на лестнице, во дворе, да где угодно!
— Нет, экскурсию ко мне нельзя! — в отчаянии говорил я в телефонную трубку, где убедительно журчал девический голосок. — Нет, даже для отличников я не могу сделать исключение!.. Нет, и частным порядком нельзя… Конечно, я знаю Свету Соколову, но она должна была вам объяснить, что кота нельзя переутомлять и нервировать… А если молча, так чего ж на него смотреть — кот как кот, и глаза обыкновенные… Нет, я не знаю, всякий ли кот может говорить, и не советую пробовать, нужен телепатический контакт… Да, я уверен, что животные понимают гораздо больше, чем мы это себе обычно представляем, и к ним надо относиться бережно и ласково, даже если они не разговаривают… Это верно, но простите — я очень занят…
Ну, в общем, отличные условия для экспериментального невроза, как у павловских собак. У Павлова отмечены разные условия: слишком сильные или слишком сложные раздражители; перенапряжение тормозного процесса; столкновение (непосредственное следование) этих противоположных нервных процессов. Три упомянутых условия у меня теперь имелись, а для создания невроза вполне хватало каждого из них порознь. Кстати сказать, свой тормозной процесс я и перенапрягал в основном с той целью, чтобы не распсиховаться совсем, так что получался замкнутый круг.
Помогали мне держаться радужные надежды и дружеские разговоры. В частности, с тем человеком, с которым меня познакомил Валерка, — с Иваном Ивановичем Коломейцевым.
Он живет в нашем же доме, только в другом подъезде, на втором этаже. Балконом его я давно любовался: там у него и дикий виноград удивительно разросся (а у меня он как-то хиреет), и гвоздики, и душистый табак, и чего только нет. Да и самого Ивана Ивановича, наверное, не раз видел на этом балконе, но как-то не приглядывался к нему. А жаль: мне бы и раньше полезно было с ним познакомиться. Но он мало с кем общается, разве что с ребятишками. Его дочь преподает в Валеркиной школе биологию, но она замужем и живет в другом районе, так что Валерка тоже не сразу узнал про Ивана Ивановича.
А познакомить он нас хотел потому, что Иван Иванович тоже занимается зверями и птицами. Вернее, взаимоотношениями человека и остальных обитателей Земли. И пишет об этом книгу. Статьи иногда
