— Пет, Фиона официально не была членом семьи еще почти год. И, кроме того, не думаю, что она сумела бы помочь в такой ситуации.
— Что вы имеете в виду?
— Совсем молоденькая девушка, очень чувствительная. Фея из сказки, босоногая колдунья, верящая в чудеса. Немного не от мира сего. Вы, я полагаю, понимаете, о чем я говорю.
Все, о чем сказал только что Твилар, никак не соответствовало образу женщины с портрета.
Твилар вздохнул.
— Слава Богу, что Дирек все-таки постепенно отходит. То, что он пережил из-за этой женщины, было просто ужасно. Поистине черные дни.
— Нo и вы наверняка были ему тогда опорой, — предположила Мэгги, надеясь услышать от Твилара подробности того, что ей было так интересно узнать.
— Больше всех Диреку помог тогда Брехт, — ответил он. — Кстати, я же обещал вам рассказать о нем интересную историю, помните? А сам чуть не забыл.
Мэгги улыбнулась, хотя и почувствовала некоторое разочарование, так как Твилар заговорил о другом.
— Вы ведь знаете, что он немец? — спросил Твилар.
Мэгги кивнула.
— А то, что его семья, как предполагают, была дружна с Евой Браун?
— Любовницей Гитлера?
— Именно. Вообще-то Брехт рассказывал, что они были скорее соседями, которые, знаете, присматривают за вашей квартирой, когда вы уезжаете, а не близкими друзьями. Но глупые слухи часто рождаются на пустом месте.
Официант принес салаты, и Твилар прервал свой рассказ.
— Я надеюсь, вам понравится соус, который я выбрал, его очень любила моя жена, но если нет, вы можете заказать другой.
— Очень вкусно, — ответила Мэгги, торопливо пробуя соус, — продолжайте, пожалуйста.
— Короче говоря, дружба как дружба, и никому до нее не было дела, пока не кончилась война. Тут охотники за нацистами вышли из подполья и решили привлечь к ответственности каждого, кто имел хотя бы косвенное отношение к третьему рейху. На это ушло тридцать лет, но, в конце концов, дело дошло и до отца Брехта. Не исключено, что вы даже об этом читали. Ни одна крупная газета, по-моему, не осталась в стороне.
— Не припомню.
— Он был булочником в Висбадене. Безобидный старичок, мухи не обидел. Брехт, когда его отца вызвали на допрос, был уже женат, имел двоих детей и жил в Германии.
История показалась Мэгги смутно знакомой, хотя в свое время она и не обратила на нее особого внимания. То, что у Брехта была когда-то собственная семья, почему-то ужасно удивило ее.
— В общем, однажды в висбаденском баре Брехт поведал о своем несчастье молодому американскому финансисту, известному борцу за справедливость, Твилар подмигнул ей:
— Я думаю, вы догадываетесь, о ком речь.
— О Диреке?
— Брехт был в отчаянии. Он истратил все сбережения, чтобы нанять хорошего адвоката, но все напрасно. Кроме того, он потерял жену и детей. Вероятно, женщина не вынесла шумихи, поднятой средствами массовой информации. Она увезла мальчиков к своим родителям в Австрию и больше никогда не давала о себе знать.
— Но чем мог помочь Дирек, раз дело оказалось не под силу немецким юристам? Твилар улыбнулся.
— Здесь, я думаю, будет уместно напомнить, что деньги — это сила. Вы должны знать, Мэгги, что Чэннинг не считается с расходами, если уверен, что правда на его стороне. А так как он был убежден, что старик невиновен, то для него стало делом чести это доказать.
— Но как Брехт собирался с ним расплатиться, если он потерял все, что у него было?
— Возможно, только тем, что у него осталось — собой.
— Звучит так, словно он продался в рабство. Твилар покачал головой.
— Вы должны попять Брехта и знать, что у него есть чувство собственного достоинства, — ответил Твилар. — Восстановить доброе имя семьи, добившись, чтобы с отца сняли обвинение в преступлениях, которых он не совершал, — вот что было для него тогда главным.
— И он победил?
— Счастливый финал этой истории, увы, имел привкус горечи. Адвокаты Чэннинга сумели доказать невиновность человека, который находился два года в тюрьме.
— Так что же здесь плохого?
— Провести два года в тюрьме, как вы понимаете, нелегко каждому, а что же говорить о больном старике? В общем, отец Брехта наслаждался свободой всего лишь месяц, а потом у него случился удар.
Мэгги впервые ощутила сочувствие к человеку, казавшемуся ей до сих пор бессмысленным тупицей.
— Мне теперь легче понять, что связывает этих двух людей, — сказала она.
— Помните, я уже говорил вам в прошлый раз, — продолжал Твилар, — подобную преданность редко встретишь в наше время. Пожалуй, нет ничего, что бы Брехт отказался сделать, если его попросит Чэннинг.
«И даже убить?» — подумала Мэгги, но не решилась произнести вслух.
Еще несколько раз она пробовала заговорить о Фионе, но больше на эту удочку Твилар не попался. Сев на своего любимого конька, он принялся рассказывать ей свои любимые анекдоты и истории из области экспортного бизнеса, упоминая о людях, которых Мэгги не знала, и касаясь проблем, которые ее совсем не интересовали.
— Что вы будете на десерт? — спросил он. — Надеюсь, вы не откажетесь.
— Спасибо, только кофе.
Твилар, чуть наклонив голову, с минуту прислушивался к музыке.
— Слышите? — Он принялся помахивать вилкой в такт мелодии. — Вот это место очень любила моя жена, вот сейчас, прислушайтесь — тра-та-та-та та-та тра-а-тра-а тра-а-та-та…
— Вам, наверное, ее очень не хватает, — сказала Мэгги.
— Когда оказываешься в таком месте, как это, одолевают воспоминания. Я уверен, вам бы она понравилась. Живая, веселая. Простите, я снова отвлекся, извинился он.
— Нет, нет, что вы. Вы, наверное, были очень счастливы вдвоем.
— Вы правы. Наверное, не у всех так бывает.
— А вы думаете…
— Думаю о чем? — спросил Твилар, так как Мэгги не договорила.
— Нет, я просто хотела… а Дирек был счастлив с Фионой?
Твилар взглянул на нее с удивлением.
— С Фионой? Не знаю. При чем здесь Фиона?
— Ну, вы ведь сказали, что он наконец хотя бы может снова о ней говорить.
— Я имел в виду лишь то, как ужасно все получилось. — Твилар с сожалением покачал головой. — Ужасно, когда человек погибает совсем молодым, в расцвете сил.
— И еще ребенок, — добавила Мэгги. — Дирека это, наверное, просто убило.
— Что и говорить, он горевал так, будто потерял собственное дитя.
Глава 36
— Кажется, я сказал что-то, что вас огорчило? — осторожно поинтересовался Твилар.
С трудом приходя в себя от изумления, Мэгги брякнула первое, что пришло ей в голову:
