отстали? Можно сколько угодно ругать западную цивилизацию, но нельзя не признавать ее ошеломляющих успехов.
Али Гадыр сидел, наклонившись над тарелкой, продолжая сосредоточенно есть и слушать своего собеседника, не перебивая его.
— Вспомните сами, — продолжал Дронго, — все, чем мы сегодня пользуемся, есть западная цивилизация. Вы отказываетесь от галстуков, как от атрибутов западного образа жизни, а ездите на их машинах, пользуетесь их кондиционерами, факсами, телексами, телефонами. Потребляете электричество, пришедшее из этого чуждого вам мира. Летаете на их самолетах, используете их технологию, их разработки, смотрите их телевидение, хотя последнее вы уже успели запретить.
Впрочем, я думаю, ваши граждане все равно нарушают запрет. За последние сто лет вы не сумели внести ничего нового. Так почему вы столь яростно отказываетесь признавать ценности другого мира?
— Потому что они разрушают душу человека, — поднял наконец голову Али Гадыр, — потому что вместо философского осмысления своей жизни человек превращается в бессовестного потребителя, лишенного всякой нравственности, всякой морали. Или вы считаете приемлемым западный образ жизни? Без Аллаха в душе нельзя жить. Это я понял, еще когда учился в Великобритании. Или вы считаете, что голливудский ширпотреб нравственно возвышает людей? И если все обстоит так, как вы говорите, почему тогда во всем мире растет число людей, принимающих мусульманство? Почему во Франции, в Англии, в Германии, даже в сытой Америке число этих людей уже перевалило за миллионы и продолжает расти.
Чем им так не нравятся западные ценности? Неужели вы считаете, что только под влиянием нашей пропаганды они изменяют своему Богу?
— Бог един, — возразил Дронго, — ведь мусульмане почитают и Деву Марию, и Христа, и Моисея, и Абрама.
— Но мы не позволяем в наших мечетях изгаляться бессовестным художникам, каждый раз по-своему трактуя Бога. Вера должна быть абсолютной.
— И поэтому она часто иррациональна, — закончил Дронго, отодвигая тарелку. — Мир слишком рационален и прагматичен, чтобы принять подобный иррационализм.
— Потому что в мире существует сегодня только мнение Вашингтона. И еще нескольких европейских столиц, иногда имеющих собственное мнение. Все остальные страны не в счет, они давно вне игры. Я, конечно, не имею в виду Израиль, который посредством своей диаспоры умеет навязывать свое мнение всему миру, в том числе и всемогущему Вашингтону.
— Вы по-прежнему настроены непримиримо. А мне казалось, что вчера вы искренне хотели убедить меня в своем миролюбии.
— Я хотел убедить вас в том, что мы не собирались вас убивать. И Мул действует отнюдь не по нашим инструкциям. Если этот сукин сын сорвет нам контракт с французами, я даже не знаю, что может произойти. Для нас этот контракт очень важен, можно сказать, это самый важный контракт, который мы подписали за всю новую историю существования нашей республики. Я думаю, вы не удивитесь, если я сообщу вам, что, кроме французской компании «Тотал», в разработке примет участие и российская нефтяная компания «Лукойл».
— Не удивлюсь. Учитывая интерес Москвы к вашему региону и ваше тесное сотрудничество.
— И Париж, и Москва будут вынуждены свернуть свои отношения с нами, если Мул сумеет провести свою террористическую акцию. Поэтому мы готовы сотрудничать даже с таким дьяволом, как Израиль, лишь бы не допустить успеха Ахмеда Мурсала.
— Я могу так передать?
— Можете. Мы не будем иметь никаких контактов с израильтянами, но вам мы можем сообщить, что он полетел в Сирию. И, по нашим сведениям, довольно активно готовится к акции, которую почти наверняка проведет в Европе.
— И вы знаете, где именно? — подняв голову, Дронго посмотрел в глаза своему собеседнику.
— Во Франции, — тот положил ложку, немного подумал и добавил:
— Почти наверняка во Франции.
— Как я смогу держать связь с вашими людьми?
— Во Франции вы сможете позвонить в посольство и передать от меня привет. Там будут знать, кто говорит. Добавьте, что последний раз вы завтракали у меня в доме. Это будет сигнальная фраза.
— Договорились.
В комнату вошла женщина, выжидательно взглянувшая на хозяина дома.
— Может, третью тарелку? — добродушно спросил Али Гадыр.
— Спасибо, — засмеялся Дронго, — теперь только чай.
Они поднялись и прошли в другую комнату, где все уже было приготовлено для чая. Женщина внесла два небольших чайника и пиалы, поставив их перед мужчинами. Али Гадыр задумчиво поднял свою пиалу.
— Мы все видим, — сказал он, — все осознаем. Но наша вера во Всевышнего помогает нам преодолевать трудности. Мы не можем измениться. И нас нельзя заставить измениться. Скорее мы погибнем, но не примем чужие постулаты.
— Тем не менее новым президентом своей страны вы избрали известного либерала, — улыбнулся Дронго, — предпочитая его более строгому прагматику.
— Все-таки хотим доказать, что мы открыты новым веяниям, — в свою очередь усмехнулся Али Гадыр. — Вы ведь сами говорили, что мы слишком закрытое общество.
— Я передам наш разговор, — кивнул Дронго, поднимая пиалу с чаем, — но вы понимаете, что у другой стороны должны быть гарантии?
— Их нет, — твердо сказал Али Гадыр, — они просто должны в этот раз поверить нам, что мы не поддерживаем Ахмеда Мурсала и более того, готовы сделать все, чтобы провалить его акцию.
— Я вылечу в Баку на один-два дня. А оттуда полечу в Сирию.
— Поторопитесь, — посоветовал Али Гадыр, — иначе мы все можем опоздать.
Этот человек крайне опасен. Раньше он был опасен только для врагов, сегодня стал опасен и для своих друзей. Когда пес становится бешеным, его не может остановить и хозяин. Единственная гарантия безопасности пристрелить такую собаку. Я думаю, вы меня поняли, Дронго?
Баку. 2 апреля 1997 года
Касумов разослал своих сотрудников по городу, надеясь обнаружить следы столь часто посещающего Баку Натига Кура. К работе по обнаружению возможных мест проживания турка были привлечены десятки и сотни сотрудников полиции, но весь вчерашний день прошел без особых результатов. Днем второго апреля Эльдар Касумов с двумя сотрудниками поехал в международный аэропорт, чтобы проверить все на месте.
Он привык к обычной неразберихе в аэропорту. В любом международном аэропорту действуют обычно, как минимум, три-четыре службы, включая службу безопасности, полицию, пограничников, таможенную службу, не говоря уже о сотрудниках самого аэропорта. Как правило, все валят друг на друга и никто не хочет признаваться в собственных ошибках.
Но прохождение Натига Кура через границу было документально зафиксировано. Удалось установить, что он прилетел девятнадцатого марта вместе с заместителем председателя Комитета лесной и деревообрабатывающей промышленности Сабировым. Оба пассажира вышли через депутатскую комнату, куда был доставлен их багаж. Но никто из таможенников не мог вспомнить, сколько чемоданов или ящиков груза было у приехавших.
Касумов принял решение отправиться к Сабирову на работу. Позвонив предварительно и условившись о встрече, он выехал в город. Сабиров оказался невысоким полнолицым мужчиной лет пятидесяти. Приняв Касумова в своем кабинете, он был удивлен и сильно встревожен неожиданным визитом сотрудника Министерства национальной безопасности. И не скрывал своего замешательства. Он приказал секретарю принести чай и не пускать к нему никого из посетителей.
