мужчина в расцвете сил. Зачем строить из себя старика?
— У меня душа старика, — ответил он, — впрочем, ты права, это действительно глупо.
— Так встречался ты с ней или нет? — Он подумал, что это не просто любопытство, а что-то более серьезное. Она открыла дверь ванной и теперь смотрела на него из коридора.
— Надеюсь, ты не ревнуешь? — спросил он.
— Ты похудел, — сказала она и добавила: — Нет, не ревную, просто хочется знать, что я потеряла.
— Ты ничего не потеряла, — ответил он, повернув к ней голову, — и давай не будем больше об этом. Впереди у нас еще один трудный день.
— Как плечо? Не болит? — спросила она. Она была в темных брюках и цветной блузке — успела заехать домой переодеться. Вокруг шеи — цветной шарф.
— Постараюсь сегодня забыть о плече. — Ему было неловко, что она смотрит на него. Но он ничего не сказал, боясь обидеть ее.
— Я бы тебя сегодня не допускала к работе, — заявила она.
— Хорошо, что это решаешь не ты.
— Прекрати! — резко прервала его Лена. — Ты вчера перевыполнил норму.
— Какой на сегодня график? — Он взял полотенце и стал вытираться.
— В десять у Полетаева совещание в министерстве, в двенадцать он должен быть в Белом доме на заседании правительства. В четыре — на открытии конференции в Центре международной торговли, — перечисляла Лена, не сводя с него взгляда. Он убрал полотенце, накинул халат, подошел к ней.
— Все? — спросил он.
— Нет, не все. В девятнадцать он ужинает с американским послом. Тот настаивает на встрече перед завтрашним выступлением нашего друга.
— Отменить ужин нельзя?
— Боюсь, уже нет. Он вне программы, по требованию американцев. Ты же понимаешь, что они основной донор Международного валютного фонда и без их денег правительству не обойтись.
— Ты выпустишь меня из ванной или оставишь здесь на весь день?
— Выходи, — она посторонилась. — Ты с ней спал? — спросила Лена.
— Что, действительно ревнуешь?
— У тебя осталось разрешение на ношение оружия? — в свою очередь спросила она, как делала это обычно, когда не хотела отвечать на вопрос.
— Осталось, — ответил он.
— Возьми его с собой, — сказала Лена и, дав ему несколько секунд, чтобы переварить сказанное, добавила: — Это приказ полковника Руднева. Мы ожидаем удара в любой момент. Сегодня последний день, — напомнила она, — завтра выступление Полетаева в парламенте.
— Я все помню, — нахмурился Дронго, — ты приехала за мной, верно?
— Да, Руднев приказал, чтобы мы с тобой были в министерстве в десять ноль-ноль. Скажи, ты переспал с ней, чтобы сделать мне больно? За то, что я вчера тебе отказала?
— Ты становишься мнительной.
Он подошел, попытался коснуться ее, но она резко мотнула головой:
— Не нужно. Лучше не говорить об этом. Я, кажется, неправильно себя вела. Ты оденешься или так и будешь ходить в халате?
«Трудно понять логику женщины», — подумал Дронго и молча пошел одеваться.
— Я буду теперь называть тебя «графом», — с вызовом крикнула вслед ему Лена.
Он не ответил. Когда, одевшись, вышел из комнаты, она все еще стояла в коридоре.
— Извини, я сама не знаю, что говорю.
— Ничего, — улыбнулся он, — я, кажется, понимаю, почему ты так нервничаешь.
— Давай чаю попьем. — Она прошла на кухню, включила электрический чайник.
Он вошел следом.
— Только ничего не говори, — сказала она, не оборачиваясь. — Если ты думаешь, что это из-за тебя, сильно ошибаешься.
— Я знаю, что не из-за меня, — ответил Дронго, — и все понимаю.
— Что ты понимаешь? — Она все еще стояла к нему спиной, не решаясь повернуться и посмотреть в глаза.
— Вы были знакомы, я хочу сказать, ты была раньше знакома с полковником Виктором Слепневым? — тихо спросил Дронго.
Ее рука, державшая чашку, замерла. Елена вся натянулась, словно струна. Молчание длилось недолго.
— Да, — ответила она с вызовом, повернувшись наконец к Дронго, — мы были знакомы. Этого факта достаточно или хочешь еще что-нибудь знать?
— Вы были близки?
— Это не то, что ты думаешь, — усмехнулась Елена, — теперь, кажется, ты стал ревновать.
Он промолчал. Знал, чем она занималась раньше, и понимал, что лучше не спрашивать. Тем более что на ответ не приходилось рассчитывать.
— Извини, — сказала она, успокаиваясь, — меня постоянно что-то нервирует. Говорят, женщины в моем возрасте начинают тихо сходить с ума.
— Теперь ты говоришь о возрасте? — улыбнулся Дронго. — Странный у нас с тобой получается разговор.
— Все. — Она взглянула на часы. — У нас не так много времени. Машина внизу. Считай, что никакого разговора не было. Договорились?
День третий. Москва
10 часов 30 минут
На этот раз он приехал звонить за три квартала от дома, где находился. Набрал номер мобильного телефона Скороденко, и тот сразу ответил, будто ждал этого звонка.
— Все в порядке, — сообщил Скороденко, — я уже дал поручение. Так что не дергайся. Деньги будут в твоем австрийском банке только через несколько часов. Сам понимаешь, разница во времени. У них еще не начался рабочий день.
— Ясно. Значит, позвоню через три часа, — ответил Слепнев.
— Подожди, — крикнул генерал, — не клади трубку, ты ничего мне не сказал. Когда? Сегодня или завтра?
— А это уже мое дело, пенсионер, — ответил Слепнев, — когда надо, тогда и сделаю.
— Он не должен выступить, — напомнил Скороденко.
— Помню. Будь здоров, пенсионер. — Полковник положил трубку, вышел из будки и сел в машину.
— Давай домой, — приказал он Семену, — дел у нас сегодня полно. Нужно еще многое подготовить.
Семен был долговязым, с непропорционально длинным лицом и длинными руками. Он познакомился с Харчиковым еще в колонии и с тех пор верно ему служил. Пока они ехали к дому Арнольда Григорьевича, Скороденко направлялся на встречу с человеком, с которым ему меньше всего хотелось встречаться. На этот раз он сменил свой шикарный «Мерседес» на обычную «Волгу», чтобы не привлекать к себе внимания. Водитель повернул во двор одного из старых домов на прежней окраине, давно ставшей центром, и следом за их «Волгой» во двор въехала еще одна.
Из нее выскочили уже знакомые генералу два парня, сам он тоже вышел из машины и пересел в ту, что подъехала.
— Вы опять нас подвели, генерал, — мрачно сказал вместо приветствия сидевший в автомобиле. —
