Йерма

Хуан. Я пойду с тобой до ручья.

Виктор. Ну, счастье этому дому. (Протягивает Йерме руку.)

Йерма. Дай-то бог… Доброго тебе пути.

Виктор было пошел, но обернулся на ее незаметное движение.

Виктор. Ты что-то сказала?

Йерма (скорбно). Я сказала: доброго пути.

Виктор. Спасибо.

Мужчины уходят. Йерма невесело глядит на руку, которую пожал Виктор, потом быстро идет в левый угол сцены и берет шаль.

Вторая подруга. Идем. (Молча накидывает шаль ей на голову.)

Йерма. Идем. (Тихо уходят.)

На сцене почти темно. Старшая золовка входит со свечой. (Искусственной подсветки ни в коем случае не надо!) Идет через сцену, ищет Йерму. Вдалеке поет свирель.

Старшая золовка (тихо). Йерма!..

Входит младшая золовка; они глядят друг на друга и идут к дверям.

Младшая золовка (погромче). Йерма!

Старшая золовка (властно). Йерма!

Поют пастушьи свирели и рожки.

На сцене совсем темно.

Занавес

Действие третье

Картина первая

Дома у знахарки Долорес. Светает. Входят Йерма, Долорес и две старухи.

Долорес. А ты храбрая.

Первая старуха. Захочешь – все сможешь.

Вторая старуха. На кладбище темно.

Долорес. Я часто молилась там с бездетными женщинами, и все они боялись, кроме тебя.

Йерма. Мне главное, чтобы все вышло. Я верю, что ты не обманщица.

Долорес. Нет, не обманщица. Если я хоть раз солгала, пускай мне черви язык источат! Недавно я молилась с одной нищенкой, она еще дольше не рожала, живот у нее красивый стал, большой. Она двойню родила прямо у речки, добежать до дому не успела и ко мне в подоле принесла, чтоб я все толком сделала.

Йерма. Дошла до самой речки?

Долорес. Да. И башмаки в крови, и юбки, а сама так и светится.

Йерма. И ничего с ней не стало?

Долорес. А что ей сделается? Господь помог.

Йерма. Да, ей помог господь. Ничего не могло с ней случиться. Взяла своих деток, омыла живой водой – чего же еще? А звери их лижут, правда? От своего ребенка не противно. Наверное, роженицы светятся изнутри, а дети спят и спят у них на груди и слушают, как течет теплое молоко, чтобы они поели, чтобы поиграли, пока не отвернутся. «Ну, пососи еще!» – а у него и личико и грудка в белых каплях.

Долорес. Будет у тебя ребенок. Ручаться могу.

Йерма. Будет, потому что он мне нужен, или я ничего на свете не смыслю. Иногда мне кажется, что надежды нет, и как огнем ноги окатит, и все опустеет. Люди на улице, и быки, и камни становятся как ватные, и я никак не пойму, зачем они…

Первая старуха. Детей хотеть хорошо, но если их нет – убиваться не надо. Живи, как живется. Я тебя не сужу. Сама видишь, я с тобой молилась. А все ж не пойму, чего ты ждешь для своего ребеночка? Счастья да богатства?

Йерма. Я не о завтрашнем думаю, а о нынешнем. Ты старая, для тебя жизнь как прочитанная книга. А я сохну от жажды и хочу свободы. Я хочу обнять ребенка, чтобы спокойно уснуть. Слушай и не пугайся: если б я знала, что мой ребенок меня измучает и возненавидит и по улицам протащит за косы, я бы все равно радовалась его рожденью. Лучше плакать от живого человека, хоть бы он и разбил мне сердце, чем тосковать по призраку, который столько лет сердце точит.

Первая старуха. Молода ты, не услышишь совета. Уповай на милость божью и на мужнину любовь.

Йерма. Ты коснулась до самой страшной раны!

Долорес. Муж у тебя хороший.

Йерма (встает). Хороший, хороший! Что с того? Пускай уж лучше будет плохой! Днем овец пасет, ночью деньги считает, а когда со мной спит, долг выполняет, и сам он холодный, как мертвец. На что я всегда презирала пылких женщин, а тут бы стала огнедышащей горой.

Долорес. Йерма!