столовую.
Затратив значительный труд, он поднялся и поплелся в душевую. Раздевшись и пустив воду, уставился на себя в мутноватое зеркало. Оттуда на него смотрела опухшая, заросшая суточной щетиной физиономия зеленоватого оттенка с пересохшими, потрескавшимися губами. Сашу передернуло от отвращения. «Алкоголик!» - буркнул он и показал своему отражению язык. Язык был белый…
… Около получаса он простоял под бьющими струями, соображая, сумеет ли он привести себя в форму до встречи с Наташей. Голову медленно отпускало, но голод не унимался. Внутренности уже просто трясло. «Нет,- решил Саша, -надо срочно поесть!» Он выключил воду и тут вспомнил, что необходимо еще побриться. Наскоро вытершись, он приготовил все необходимое и принялся намыливать лицо. В спешке (есть хотелось так, что казалось - вот-вот потеряет сознание) он водил бритвой по лицу и вдруг… Рука дернулась, потому что он почувствовал боль, и по шее потекла струйка крови.
– Трам-тарарам, - выругался Саша, - все-таки порезался! - и начал бриться еще быстрее…
Закончив кое-как бритье, он умылся и стал рассматривать то место, где прыгнула в руке бритва. Как ни странно, порез на порез был совсем не похож. Это был небольшой багровый кровоподтек с двумя маленькими ранками, из которых и сочилась кровь, быстро сворачиваясь и высыхая. Соображать, почему «порез» имеет такую странную форму, у него не было ни сил, ни времени, поэтому он наскоро залепил ранку пластырем и, на ходу одеваясь, помчался в столовую. Там, набрав полный поднос снеди, он с жадностью начал есть, как вдруг почувствовал неудержимый рвотный позыв. Он вскочил и едва успел добежать до туалета, где его стошнило…
Залесский положил на стол перед Старшим инспектором свежий номер городской газеты: «Как тебе это нравится?» Снег взглянул. На первой полосе жирным шрифтом было набрано: «Трагедия на Черном Бульваре! Второе зверское убийство за три дня! Кто следующий?»
Снег поморщился: «Когда они успели? По-моему, все утренние газеты печатаются вечером».
– А ты как думал? Пресса теперь весьма оперативна. Житья не дадут.
– М-да… Хреново, - инспектор задумался. - Кстати, ты не выяснил, кем был этот, второй, как его… Лавров?
– Да, вот справка. Лавров, Игорь Федорович, 1962 года рождения, работал крановщиком в Промышленном порту, проживал по улице Бульварной, 17, квартира 3. Разведен, алиментных исков не имеет. Работал в ночную смену, возвращался домой. По месту работы и жительства характеризуется нормально.
Снег поднял голову от документов. Черные непрозрачные стекла солнцезащитных очков в упор уставились на Залесского. К этой манере никогда не снимать светофильтров, которые в пору было бы носить слепому, все в отделе уже давно привыкли и перестали замечать.
– И никаких связей с валютным миром, наркомафией? Залесский отрицательно покачал головой.
– Ты что, заболел? - Наташа с тревогой и сочувствием смотрела на него. - Что с тобой? Бледный, как мертвец, под глазами синяки… Да ты весь трясешься!
– Понимаешь, Ната, я вчера сильно перебрал, и, по-моему у меня алкогольное отравление. Бьет, как наркомана в «ломке», все время хочу есть, но как только что-нибудь проглочу - сразу выворачивает наизнанку, - он попытался улыбнуться, но улыбки не получилось.
– И ты до сих пор терпишь? Да ты с ума сошел! Тебе надо срочно к врачу!
– Да нет, само пройдет, - попытался приободриться голосом Саша, но тут его прошила резкая боль и он согнулся почти пополам, как от удара ногой в живот. Наташа вскрикнула и потащила его к скамейке.
– Подожди, подожди, я сейчас, я… водички!
Она бросилась к автомату и принесла ему полный стакан. Саша с трудом сделал небольшой глоток, и тут же его снова вырвало…
Супруги Васильевы возвращались из театра. Решив прогуляться по свежему воздуху, они не спеша или по Черному Бульвару.
– Знаешь, Машенька, - говорил Федор Васильевич, - в полнолуние я всегда ощущаю прилива сил. Вот так же и сегодня. Марья Степановна иронично взглянула на мужа.
– Застегни пиджак, прохладный ветер. Это у тебе прилив сил от «Кармен», ты ведь старинный любитель оперы, а тут такие знаменитости!
– Да, это благодаря тому, что мы с тобой на старости лет оказались в Свободной Зоне, хоть перед смертью послушать настоящих мастеров… Ах, какой великолепный пес! Просто белый киплинговский волк!
– Где?
– Вон, у того поворота аллеи, ты что, не видишь?
Марья Степановна с удивлением посмотрела на огромного белого пса, величаво выступившего из темноты и неторопливо приближавшегося к ним. Внезапно он присел и оскалился. Необъяснимый ужас пронизал обоих…
Саша лежал в своей комнате в общежитии, голод и боль по-прежнему терзали его. Вызванная накануне «скорая помощь» качала головами и задавала наводящие вопросы насчет «травки» и «каликов». Однако какие-то уколы сделала и исчезла, предупредив, чтобы наутро пошел к участковому. Уколы помогли, и Саша уснул, так и не заметив, когда ушла Наташа. А утром голод и боль вернулись. Саша лежал и думал:
«Интересно, а Яну так же плохо? Может, они оба отравились, может быть, этот «Наполеон» делали на соседней улице? Но Ян - врач, он-то должен был бы быстрее Саши разобраться, в чем дело. Почему же он его не ищет?… Ах да, он же сам говорил, что не требует сашиных координат. Значит, надо его найти и попросить помочь!» Обрадованный тем, что нашлось хоть какое-то решение, Саша вскочил, но комната тут же поплыла и подернулась зеленоватой пеленой. Пришлось действовать постепенно и поэтапно. В результате довольно трудоемких перемещений в пространстве Саша, наконец, очутился в коридоре, где висел телефон-автомат. «Так, - мучительно соображал он, вертя в руке визитку. - Где он может быть в это время- дома или на работе? А, какая разница, позвоню по обоим телефонам!»
…Ян оказался дома и очень обрадовался сашиному звонку.
– Как самочувствие?
– Ты знаешь, я, кажется, отравился… Это началось после нашей с тобой попойки. Ты можешь мне помочь?
– Конечно. Ты из общежития звонишь?
–Да.
– Сам сможешь добраться?
– Думаю, что да.
– Тогда я тебя жду. Если станет совсем худо - позвони еще раз, что-нибудь придумаем.
– Хорошо. Я все-таки надеюсь справиться с собой.
– О'кей, жду. Держись!
…Раз десять, пока Сама добирался до Черного Бульвара, ему становилось так плохо, что он терял надежду доехать. Наконец, мучения закончились, и он, в два раза медленнее, чем накануне, вскарабкался на четвертый этаж и позвонил. Дверь открыл улыбающийся Ян в какой-то невообразимо-алом китайском халате. Едва он увидел Сашу, как улыбка сползла с его лица, уступив место деловито-озабоченному выражению медика. Он подхватил Сашу под руку и, проведя в гостиную, усадил в кресло.
