Если совершенно посторонний человек споткнется о лежащего на обочине дороги раненого человека, он, не задумываясь, снимет пальто и отдаст его несчастному, кем бы тот ни был. Он не будет думать о том, что пальто совершенно новое и дорогое, не станет прикидывать, что будет делать, если на него попадет кровь. Юкико испытывала примерно такие чувства.
Отец Идзуми часто говорил в своих проповедях о любви. Любовь, которую ждет от людей Христос, в корне отлична от обычной земной любви. В древнем тексте Нового Завета, написанном на греческом языке, совершенно четко разделяются чувство обычной любви, которое человек естественно проявляет, когда ему кто-то нравится, и чувство истинной любви.
В Библии сказано: «Любите врагов ваших». Бесспорно, эта фраза родилась из печального опыта человечества, ведь человек не способен любить своих врагов. Он способен испытывать к ним лишь отвращение и ненависть. Однако, если у человека есть воля, он может зажечь в своем сердце любовь и подчиняться только этому чувству. Это трудно, но осуществимо. Чувство, рожденное в таких муках, и есть истинная любовь. Библия учит нас следовать этим путем.
Поэтому любовь рождает мучительные противоречия. Вполне возможно, что репортер из журнала «Джаст», не зная всего этого, сочинил банальную историю о том, как Юкико отказалась платить за защиту Фудзио, потому что у него были другие женщины, а значит, он ей изменял.
Юкико внимательно прочла то, что было написано о других женщинах. Этот Такато, непонятно каким образом, умудрился раздобыть достоверную информацию о Хитоми. Возможно, Хитоми разговаривала не только с Юкико, но с кем-то еще. А если нет, тогда выходило, что только Юкико могла сообщить журналу «Джаст», кто стоит за буквой
Пальцы Юкико превратились просто в ледышки. Репортер, узнав о Хитоми, нагрянул в фирму, где служил ее муж! Какая жестокая подлость!
Однако муж Хитоми оказался удивительно благородным человеком. Он сказал так: «Может, это и правда, но все равно я не испытываю к человеку, спасшему моей жене жизнь, иных чувств, кроме благодарности». Разумеется, в журнале не было ни фотографии дома Хитоми, ни сведения о месте работы ее мужа. Поэтому они не попали в такое ужасное положение, как Юкико. Но если Хитоми с мужем подумают, что именно Юкико навела на них репортера, то возненавидят ее. При этой мысли у Юкико по спине пробежал холодок.
Относительно переводчицы книги о Венеции, которая значилась под инициалами
Девушка Д.
«Мне с ним было интереснее, чем в школе. С ним можно было болтать о чем угодно. Я и подумать не могла, что он окажется таким ужасным человеком. Со мной он был добр», — заявила она.
«Уно катал эту девчонку на машине, они ходили в кафе, бывали в отелях», — писал Такато.
Юкико уже ничему не верила. Если судить по тому, что он написал о ней самой, невозможно понять, есть ли в этой статье хоть одно правдивое слово.
Юкико грызла мысль о том, что сведения о других женщинах Такато тоже, возможно, почерпнул в том письме Уно. Это надо было выяснить. С неприятным чувством она взяла визитную карточку журналиста.
Набрав номер редакции журнала «Джаст», она попросила соединить ее с Такато.
— Такато сегодня в редакции нет, — довольно неприязненно, хоть и не грубо, ответил кто-то.
— А когда он появится?
— Точно не знаю, какие у него планы на сегодня. А кто вы?
Когда Юкико объяснила, что журналист Такато получил от нее сведения, касающиеся дела Фудзио Уно, собеседник сказал: «Подождите минуточку»; в телефонной трубке воцарилось молчание, потом послышался другой голос — столь же равнодушный, как и первый:
— А какое у вас дело?
— Мои ответы представлены неверно. Я хочу узнать, каким образом так получилось.
— Такато не является нашим сотрудником. Он работает внештатно. На этой неделе ему было поручено написать статью об Уно, и теперь он свободен. Так что сейчас он может выполнять задание другой редакции, возможно, он куда-то уехал. Я не могу знать, куда. Если вы объясните, что именно он исказил в статье, я ему передам.
— Он приписал мне то, чего я вообще не говорила. И потом, оно публиковал стихи Фудзио Уно. Стихи были в письме Уно, адресованном мне, и я не давала своего разрешения на публикацию. Я могу предположить, что Такато-сан тайком сфотографировал это письмо, когда я отлучилась на кухню, — Юкико последовательно изложила свои претензии.
— Вам нужно поговорить непосредственно с Такато, но мне трудно поверить в это. Вы говорите, что оставили письмо и ушли на кухню? Может быть, он расценил ваш жест как намек, подумал, что вы разрешаете прочесть письмо, раз оставляете его на виду?
— Видите ли, я специально убрала письмо, положила его довольно далеко от того места, где сидел Такато-сан, так что он не мог до него дотянуться. Не думаю, что дала ему повод истолковать мои действия столь превратно! — В голосе звучала не злость, а искреннее отчаяние.
— Ну, меня там не было. Так что ничего не могу вам сказать поэтому поводу. Такато будет на следующей неделе, я с ним переговорю и сообщу вам.
— И еще, я хотела спросить насчет гонорара за стихотворение Уно-сан, которое вы без разрешения опубликовали в журнале. Вы не собираетесь платить?
— Думаю, мы заплатим. Но сейчас я не могу вам этого обещать. Впрочем, кажется, Такато уже обращался в бухгалтерию насчет гонорара. Выплаты обычно производятся недели через две после публикации.
— Но ведь вы не имели права публиковать стихотворение без разрешения господина Уно?!
— Такато будет в редакции в следующий вторник, он вам позвонит. Можно узнать ваш номер телефона?
Юкико повесила трубку, поняв, что все бесполезно. Ее охватило уныние. Она беседовала с Такато с глазу на глаз, без свидетелей. Никто не подтвердит ее правоту. Что бы она теперь ни сказала, он сможет возразить: «А разве вы не так говорили?» — и спорить с ним бессмысленно.
Теперь Хитоми наверняка разгневана на нее. Юкико чувствовала себя так, будто ее душу растоптали грязными сапогами.
Мысли ее путались, она поняла, что обязана сообщить о случившемся адвокату Кадзами. Она позвонила в контору защитницы, но ей сказали, что Нагиса уехала по делам в Тибу и вернется очень поздно.
— А нет ли возможности как-то связаться с ней? — спросила Юкико. Но ей ответили, что Нагиса находится в разъездах, поэтому остается лишь ждать, когда она вернется домой и сама позвонит Юкико.
— Ну, что ж, позвоню завтра утром, — ответила Юкико и повесила трубку. Нагиса как-то обмолвилась, что если Юкико срочно потребуется ее помощь, лучше звонить в контору в половине девятого утра.
Был уже поздний вечер, но Юкико совершенно не хотелось есть. Она впервые поняла, каково это, когда люди показывают на тебя пальцем. Идя на рынок за покупками, она словно слышала шепот: «Вот она, смотрите, вот она!» Конечно, это была просто фантазия. В журнале не напечатали ее фотографии, поэтому прохожие никак не могли узнать ее лица.
Однако среди ее знакомых новости распространились мгновенно. «Невозможно представить, что она могла так поступить», — судачили люди, чтобы развеять скуку.
Хотя сумерки давно сгустились и в комнате стало темно, Юкико все еще сидела без света, поскольку в темноте она чувствовала себя в безопасности. Она не хотела никого видеть. Не хотела выходить из дому. Она впервые осознала смысл выражения «отгородиться от мира». В начале девятого зазвонил телефон,
