все очень серьезно. Возможно, ему осталось жить совсем немного.
Сама жертва потеряла волю к жизни. По словам моей сестры, которая проведала ее, в доме стоит ужасный запах. В кухонной раковине, в туалете — всюду царит зловоние. Даже когда берешь на руки ребенка, начинаешь невольно принюхиваться к одежде — чистая ли она. Однако запах исходит не от малыша.
Сестра сказала, что причина, вероятно, заключается в том, что женщина просто перестала убирать в доме. Она никогда не была неряхой, просто она — слабая женщина. Ей нужно было гордо поднять голову и прямо смотреть людям в глаза, ведь в случившемся не было ее вины. Это остудило бы пыл некоторых критиков.
Но ответственность целиком и полностью лежит на Уно-сан. До того дня это была энергичная, счастливая женщина, хорошая хозяйка, следившая за домом, она весело смеялась вместе со своим жизнерадостным ребенком.
Вьюнки, что Вы с Вашей семьей видели в моем доме, в этом году цветут просто прелестно. Опорой для них служит засохшее дерево. Это очень эффектно, когда живые, благоухающие цветы обвивают засохшее дерево. Срубать засохшие деревья нельзя. Я всегда ухаживаю за ними. Засохшую сирень в моем саду обвивает китайская текома.[56] Сирень я посадила только в позапрошлом году, поэтому она не успела вырасти. Ее привезла с Хоккайдо сестра. Мне сразу подумалось, что вырастить ее будет довольно сложно, но я обожаю душистые цветы, и рискнула, все-таки посадила. Обычно сирень зацветает спустя несколько лет, а в прошлом году она вдруг так расцвела, что я подумала о том, что стоит начать разводить сирень и в Сёнане; но потом ее силы словно иссякли, и она засохла. Через несколько лет сирень снова покроется цветами — уже цветами текомы. Я даже с деревьями так поступаю: беру на себя ответственность за их рост и процветание, хотя ничем с ними не связана; вот и Уно-сан вызывает у меня жалость, он — несчастный человек.
Если бы я была приговорена к смертной казни, то попросила бы отдать мои внутренние органы кому-нибудь для трансплантации. Только в этом случае я смогла бы полностью оправдать свое существование. Когда наступит время, что не нужно будет пересаживать внутренние органы, я придумаю что-то еще, чтобы быть полезной людям. Но я не могу посоветовать Уно-сан поступить так же. Мы — не муж и жена, и решение, касающееся собственной жизни и смерти, ему следует принять самостоятельно.
Вчера я случайно разговорилась в цветочном магазине с одним человеком.
Он не занимается садоводством, но рассказал, что американские индейцы верят, что вьюнки «Синева небес» могут вызвать галлюцинации, поскольку содержат амиды кислот. Правда, токсичность цветов невелика; я не знаю, что это за ядовитое вещество, но можно предположить, что по своему воздействию оно напоминает ЛСД.
Иногда я думаю, а если бы сама жизнь Уно-сан, все совершенные им преступления оказались бы просто-напросто галлюцинацией?
С весны прошлого года дом старушки Ивамуры пустовал. Когда ее положили в больницу, дочь, не сразу пришедшая навестить свою мать, говорила, что посоветуется с родственниками насчет этого дома. На самом же деле, она сразу начала приискивать покупателя. Говорят, что она заломила непомерно высокую цену, которая никак не устраивала тех, кто издавна жил в этих краях. Злые языки судачили, что участок могла купить только какая-нибудь компания по строительству многоквартирных домов.
С конца сентября в пустом доме начали мелькать какие-то люди — торговцы недвижимостью или их клиенты, — никто не видел их лиц и не мог точно сказать, кто это такие.
Однажды в начале октября Юкико вышла из дому, чтобы подмести у ворот, и увидела дочь покойной Ивамуры, Наоко.
— Ой, — охнула Юкико, сжимая метлу.
— Давно не виделись, — сказала Наоко и перешла узкую дорожку. — У меня в семье столько всего стряслось, что я почти и не заглядывала сюда. Но сейчас нашелся человек, который хочет купить дом, вот я и пришла попрощаться с ним.
— Так это же очень хорошо.
— Покупатели — пожилая семейная пара. Они хотят его немного перестроить и жить здесь, удалившись от дел. Это тихие, приятные люди. Я думаю, они не нарушат здешнюю атмосферу…
— Вот как? — услышав, что здесь никто не собирается возводить многоквартирный дом, Юкико испытала облегчение.
— Я хотела приехать пораньше, чтобы прибраться в доме, но меня скрутил радикулит. Все так болело, что я и вздохнуть не могла.
— Невралгия с трудом поддается лечению.
— Я принимала китайское лекарство, и мне стало лучше, но все равно побаливает. Для климактерических болей слишком поздно… Да, от болезни чувствуешь себя такой беспомощной!
— Вам кто-нибудь поможет с переездом?
— Муж болен. Сын работает. Так что помочь некому. Да тут в общем-то ничего сложного нет, я сама за пару деньков управлюсь, хочу закончить до послезавтра. Потом придет машина и заберет вещи.
У Юкико сложилось впечатление, что отношения в этой семье довольно прохладные. Никто не помогал больной женщине с переездом, и это было как бы само собой разумеющееся. Однако где и чем так занят ее сын? Если бы он работал на Хоккайдо, или на Кюсю, дело другое. Но если он живет поблизости, то не выкроить хотя бы один день, чтобы помочь матери, — совершенно бессердечный поступок.
— Мне нужно кое-что сделать до обеда, а потом я могу помочь немного, — без раздумий предложила Юкико.
— Да? Вы меня извините. Мне так неудобно…
— Если я вам помогу, мы вместе быстрее наведем порядок.
Шитье — довольно странное занятие. Обычно, чем больше занимаешься делом, тем больше двигаешься. Но чем больше Юкико занималась шитьем, тем меньше она двигалась.
Как сохранить физическую форму, не двигаясь? Ведь человека сорока-пятидесяти лет все чаще страшит, что откажут ноги, если он перестанет двигаться. Поэтому Юкико решила посвятить день или два физическому труду не ради Наоко, а ради собственного здоровья.
Как и говорила Наоко, в опустевшем доме было много ненужных старых вещей, которые иначе, как рухлядью, и не назовешь. Наоко сразу же предложила все выбросить.
— Но ведь это можно еще использовать. Это даже не порвано, — постоянно останавливала ее Юкико, и Наоко, передумав, отвечала:
— Да? Ну хорошо, еще немного попользуюсь.
Сама Юкико довольно часто выбрасывала вещи. Ей хотелось иметь в доме больше свободного пространства. Однако выбрасывать вещи — это тоже работа. Большинство людей ленится выбрасывать вещи, поэтому жилого пространства становится все меньше и меньше.
— На самом деле выбрасывать вещи очень важно. В последнее время цены на землю стали высокими, поэтому мой муж говорит, что если дома не наводить порядок, чтобы можно было свободно двигаться, то потом, может, даже довольно скоро, придется нести расходы в сотни тысяч, а то и в миллионы иен. Но я все равно не умею наводить порядок. Честно говоря, в моем доме очень много вещей, которые пора выбросить. Если к ним добавить еще и мамины вещи, то это вообще будет ужас. Поэтому я и хочу все выбросить, понимаете?
На следующий день, в то же самое время, Юкико, как и обещала, опять пошла помогать Наоко. Ей пришлось дотрагиваться до пыльных вещей, и пальцы у нее загрубели; но Юкико знала, что если на ночь их обильно смазать кремом, то на следующий день они снова станут гладкими, и можно будет проворно работать иглой.
Критиковать сына Наоко за его холодность по отношению к матери было легко. Но во многих семьях такие проблемы, о которых посторонние и не подозревают. Может быть, Хацу Ивамуруа, казавшаяся несчастной, заброшенной старушкой, сама была виновата в том, что дочь перестала с ней общаться. Но даже если и так, какое это теперь имеет значение? Юкико старалась делать все тщательно, упаковывая одну за другой вещи, что были у нее перед глазами. Она подумала, что на большее сейчас вряд ли