— Все в порядке. Проедем не так далеко. В такое место, где можно будет спокойно остановиться. Если остановить машину на дороге, на нее будут натыкаться, ругать за остановку в запрещенном месте.
Однако на этой дороге не было такого оживленного движения.
— На каких машинах вы ездите?
— У отца — «Гавана».
— Ничего себе! У нее же объем двигателя шесть тысяч кубических сантиметров. А у матери?
— «Хамминг бёрд».
— Спортивный автомобиль.
— Нет. Он с двумя дверцами и жестким верхом.
— Спортивный тип. Что у старшего брата?
— Он же в Америке… У него какая-то итальянская машина.
— «Альфа Ромео»? А у среднего?
— Ничего нет. Он очень занят учебой, поэтому живет в пансионе в Токио и прав еще не имеет.
— Что ни говори, просторно живете, и какую площадь занимаете? — ведя машину, Фудзио упорно задавал Томоко вопросы.
— Две тысячи цубо.[35] Раньше половина участка была занята полем.
— Мать работала на участке?
— Работников приглашали.
— Оригиналы, — пробормотал Фудзио.
— Что вы сказали?
— В поле надо самим работать.
— …
— Все время в роскоши живете?
— …
— Каждый день мясо едите, да?
— …
— Эй, если не хочешь, чтобы я тебя поколотил, отвечай.
— Я мясо не люблю.
У Томоко от страха перехватило дыхание.
— Ты сколько получаешь карманных денег?
— Десять тысяч иен.
— А ведь есть старики, которые на пять тысяч иен весь месяц питаются и даже за квартиру платят. Тебе не стыдно тратить десять тысяч иен на развлечения?
— Но мне их мама дает… — Это было произнесено уже почти плачущим голосом.
— Отец тратит много денег? Что он говорит о деньгах?
— Говорит: живи скромно, потому что нельзя платить в день миллион иен налогов.
— В день?
— …
— Не в год, а в день миллион иен? Эй, отвечай.
— Папа так говорил. Я же в деньгах ничего не понимаю.
— Каждый день платить миллион иен — это надо зарабатывать в два раза больше.
Фудзио не был уверен в правильности своих слов, но повторял их, охваченный нараставшим в нем гневом. Когда он злился, для него все вещи постепенно обретали убедительность.
— Каждое утро, как только откроешь глаза, ты уже знаешь, что в твой дом поступило два миллиона иен, пока ты спала. Тебе не приходило в голову, что такого не может быть?
— Не знаю, спросите, пожалуйста, у папы.
— Не можешь не знать. Ты же на эти деньги живешь. В такой роскоши живешь, на пианино учишься играть, у тебя что — рояль? Эй, что? Отвечай.
— Для занятий я использую другой инструмент. Пианино отечественного производства.
— Два пианино? А ведь существует множество семей, которые не могут купить и одного, его просто некуда поставить в тесной комнате.
Твой брат поступил на медицинский факультет все равно по блату, за громадные деньги. Откуда берутся такие деньги, знаешь? А? У твоего отца в компании работают сотни людей, это деньги, недоплаченные за их труд. Короче, украденные деньги!
Рассуждая так, Фудзио постепенно приближался к берегу, где когда-то был обрыв.
Эта семья зарабатывает в месяц шестьдесят миллионов иен на выпуске недоброкачественной продукции, которая обрекает стариков на голодную смерть. И это происходит в то время, как большинство людей не может заработать шестьдесят миллионов и за всю свою жизнь. За год выходит больше, чем семьсот миллионов. Ни один человек не в состоянии проделать за год работу, которую можно было бы оценить в семьсот миллионов иен.
Как же звали ту нехорошую девушку, которую на этом обрыве он отправил на тот свет? — пытался вспомнить Фудзио, но сразу ничего не пришло в голову. Она рассказывала, будто ее мать занимается тем, что в ресторане составляет компанию посетителям. Поэтому в электричке девушка не могла ограничиться одним местом. Пусть и не знаешь правил поведения в электричке, но недопустимо доставлять людям серьезное беспокойство, а раз так, то, наверное, и поделом ей…
Да, вот, наконец, вспомнил ее имя, — успокоился Фудзио и подумал: «Что было бы, если бы она, выжив из ума от старости, прожила бы еще до восьмидесяти-девяноста лет?»
Ту девушку звали Каё Аоки. И сейчас под этим обрывом она, наверное, грустит в одиночестве. Скоро пришлю тебе подружку. Вы одних лет и после этой ночи сможете подружиться.
Фудзио широко зевнул. Даже в этот момент он хотел принять скучающий вид.
— Я вас прошу, отвезите меня домой, пожалуйста!
— Не приставай! Я же сказал: после того как поговорим. Машину он остановил на том же месте, что и прежде. Только ночь
отличалась от прежней: тонкий серп луны, не доросший еще и до полумесяца, уже склонялся к морю; хотя признаков бури не чувствовалось, все вокруг было наполнено вздохами волн.
— Что, если здесь и поговорить?
Заметив, что попытка девушки открыть дверцу закончилась неудачей, Фудзио многозначительно улыбнулся, однако не сказал, что дверца заблокирована.
— О чем поговорить? — спросила Томоко.
— О твоем теле.
— Ни за что!
Томоко оттолкнула руки Фудзио. Однако это лишь определенно подтолкнуло Фудзио к последующим действиям.
— Снимай одежду!
— Ни за что.
— Не снимешь — убью! — беззаботно произнес Фудзио.
— А если разденусь, то не убьете? — пыталась уяснить Томоко. Затем она сняла матроску.
— Юбку тоже. Потом белье все заберу.
Скрестив руки на груди, Фудзио наслаждался зрелищем.
— Обувь и носки тоже снимай. Остаться голой, но в обуви и в носках — это нарушение правил.
Собрав всю одежду, что сняла девушка, Фудзио забросил ее на заднее сиденье. Когда он бросал туда обувь и носки, в его голове возникла новая идея.
Фудзио хотел подвергнуть наказанию и заставить страдать лишь директора компании Симада, который производил дефектные банки с вареньем. В таком случае, если нет необходимости убивать эту девушку, так и не нужно протягивать руки к телу этого перепуганного ребенка, от которого, похоже, воняет мочой.
— Дверь откроется — и выходи.
С этими словами Фудзио украдкой привел в действие механизм, управляющий блокировкой дверей,
