– Добро пожаловать, милая Сиринкс. Как поживаешь?
Она слегка поклонилась на восточный манер – привычка, приобретенная ею после второго сеанса.
– Сегодня утром с ног сняли медпакеты. Едва могу ходить – такая кожа нежная.
– Надеюсь, ты не винишь в этом незначительном неудобстве врачей?
– Нет,– она вздохнула. – Они просто сотворили чудеса. Я им благодарна. А боль – она скоро пройдет.
Вин Цит Чон слабо улыбнулся.
– Именно такой ответ тебе и следовало дать. Будь я подозрительным стариком...
– Извините. Но я действительно воспринимаю физическое неудобство как преходящее.
– Весьма удачно. Последние цепи сброшены.
– Да.
– И ты вновь можешь летать среди звезд. А что, если ты снова попадешь к ним в лапы?
Девушка вздрогнула, строго покосившись на старика.
– Мне кажется, я еще недостаточно выздоровела, чтобы раздумывать об этом.
– Конечно.
– Ладно. Если хотите знать, я теперь вряд ли с такой охотой стану покидать жилой тороид «Энона». По крайней мере до тех пор, пока во Вселенной остаются одержимые. В моем положении это так плохо? Я подвела вас?
– Ответь сама.
– Я до сих пор вижу их в кошмарах.
– Знаю. Хотя и реже – мы считаем, что это признак прогресса. Какие еще симптомы сохраняются?
– Я снова хочу летать, но... мне трудно заставить себя решиться на это. Похоже, что меня пугает неопределенность. Я могу столкнуться с ними вновь.
– Неопределенность или неизвестность?
– Как вы любите копаться в мелочах.
– Ублажи старика.
– Неопределенность, безусловно. Неизвестное меня всегда притягивало. Я так любила исследовать новые миры, находить новые чудеса...
– Прости, Сиринкс, но ты никогда этого не делала.
– Что?– Она повернулась к нему, отпустив поручни, на которые опиралась, только чтобы увидеть на лице старика все то же раздражающе спокойное выражение. – Мы с «Эноном» не один год этим и занимались.
– Вы не один год изображали туристов. Вы восхищались тем, что открыли другие, что они построили, как они жили. Это поведение туриста, а не первооткрывателя, Сиринкс. «Энон» никогда не залетал в систему, не нанесенную на карту. Твоя нога ни разу не ступала на планету первой. Ты всегда действовала наверняка, Сиринкс. И даже это тебя не спасло.
– От чего?
– От неизвестности.
Она присела в плетеное кресло.
– Вы так обо мне думаете?
– Да. Не надо стыдиться, Сиринкс, – у всех нас есть слабости. Свои я знаю, и их больше, чем ты была бы готова поверить.
– Как скажете.
– Ты, как всегда, упряма. Я еще не решил, слабость это или сила.
– Зависит от обстоятельств, наверное,– она выдавила лукавую улыбку.
Старик согласно кивнул.
– Как скажешь. В этих обстоятельствах, соответственно, следует считать твое упрямство слабостью.
– Вам кажется, что я должна была отдать им и себя, и «Энон»?
– Нет, конечно. И мы встретились, чтобы определить будущее, а не переигрывать прошлое.
– Так вы считаете, что мой предполагаемый страх остается проблемой?
– Он сдерживает тебя, а это плохо. Твой разум не должны сдерживать преграды, даже поставленные себе самой. Я бы предпочел, чтобы вы с «Эноном» смотрели в будущее с уверенностью.
– Как так? Я-то думала, что уже почти исцелилась. Вместе с психотерапевтами я пережила заново все пытки и несчастья, мы разобрали при помощи логики все черные призраки прошлого. А теперь вы утверждаете, что в моей психике таится глубоко укоренившийся порок. Если я не готова сейчас, то уже никогда не буду готова!
– К чему?
– Не знаю. Делать свое дело, наверное. Защитить эденизм от одержимых – все, что сейчас делают другие космоястребы. Я знаю, «Энон» хочет помогать им.
– Сейчас ты была бы не лучшим капитаном, если бы тебе пришлось принять в этой борьбе активную роль. Страх неизвестности всегда будет удерживать твою руку.
– Об одержимых я знаю все, уж поверьте.
– Да? Тогда что ты станешь делать, присоединившись к ним?
– Присоединиться? Никогда!
– Ты собираешься избежать смерти? Было бы интересно выслушать твои соображения на сей счет.
– Ох.– Щеки ее покраснели.
– Смерть – это величайшая неизвестность. И теперь, когда мы знаем о ней больше, мера нашего незнания лишь увеличилась.
– Как? Как она может увеличиться, когда мы узнаем больше?
– Латон называл смерть великим путешествием. Что он хотел сказать? Киинты утверждают, что столкнулись с этим знанием и примирились с ним. Как? Они не могут понимать реальность намного глубже, чем это делаем мы. Эденисты переносят свои воспоминания в нейронные слои по смерти тела. Переходит ли вместе с ними и душа? Разве тебя не тревожат эти вопросы? Меня пугает, что для нашего бытия такую важность приобрели вдруг столь абстрактные, философские вопросы.
– Ну да... если вот так, по полочкам разложить, – действительно страшно.
– Но ты все же не раздумывала над этим?
– Раздумывала, конечно. Просто не слишком усердно.
– Ты единственная из живых эденистов подошла вплотную к разгадке этих тайн. Если она касается кого-то из нас, то прежде всего тебя.
– Касается или препятствует?
– Ответь сама.
– Хоть бы вы прекратили это талдычить.
– Ты знаешь, что этому не бывать.
– Ну да. Ладно, я размышляла над этими вопросами, но что до ответов – я не имею и понятия. А значит, и сами вопросы неуместны.
– Хорошо. С этим я готов согласиться.
– Да?
– С одной поправкой. Неуместны они сейчас. В данный момент наше общество поступает так, как у него заведено в моменты кризиса, и полагается на грубую силу, чтобы защитить себя. Опять же не могу поспорить – но чтобы добиться реального прогресса в этой области, мы должны ответить на те вопросы, что я сформулировал, а существенных сдвигов в этой области я покуда не наблюдаю. А мы обязаны получить ответ. Человеческая раса не одолеет этой бездны, двигаясь по накатанной колее. Мы
