Самуэль признавал такое право, но по мере разрастания кризиса контроль этот отличался все меньшей тонкостью.
Впервые он почувствовал благодарность к мортонриджскому Освобождению. Эта крупномасштабная акция отвлекла внимание как Ассамблеи, так и масс-медиа от деятельности флота. Политики, мрачно признавал он, вероятно, правы с точки зрения психологического воздействия, которое производила кампания. Он даже посмотрел несколько видеозаписей, полученных от репортеров, чтобы своими глазами увидеть, как идут дела у сержантов. Бог ты мой, ну и грязь!
Доктор Гилмор и Эуру встретили маленькую высокопоставленную делегацию внешне спокойно. Хороший знак, подумал Самуэль. Настроение его стало еще лучше, когда Гилмор привел их в лабораторию.
С виду биотехническая лаборатория 13 ничем не отличалась от любой другой: длинная комната со скамьями вдоль стен, в центре – столы, похожие на те, что стоят в морге. В торце комнаты – помещение, отделенное стеклянной стеной. Повсюду высокие штабеля с экспериментальным оборудованием, похожие на современные мегалиты; сканеры с высокой степенью разрешения и мощные процессоры.
– Что именно вы нам показываете? – спросила Джита Анвар.
– Прототип антипамяти, – сказал Эуру. – Собрать его оказалось на удивление просто. У нас, разумеется, есть много средств, воздействующих на мыслительные процессы. Мы все их изучили. И механизмы сохранения памяти нам понятны.
– Если и в самом деле все так просто, то почему же никто еще этого не предложил?
– Все дело в применении, – пояснил Эуру. – Вот и Первый адмирал однажды заметил: чем сложнее оружие, тем оно бесполезнее, особенно на поле боя. Для того чтобы антипамять начала действовать, мозг должен быть подвергнут длительной серии импульсов. Наше устройство – не пуля, выстрелить им нельзя. Одержимые должны смотреть прямо на луч, и резкое движение или даже моргание может нарушить весь процесс. Чтобы этого не произошло, следует запрограммировать импланты, и если пленник в ваших руках, сделать это чрезвычайно просто.
Мэттокс поджидал их возле последней комнаты, глядя сквозь стекло с видом гордого родителя.
– Самое главное – проверка, – сказал он. – Обычные биотехнические процессоры совершенно бесполезны в этом случае. Пришлось изобрести систему, полностью дублирующую типичную нервную структуру человека.
– Вы что же, клонировали мозг? – спросила Мэй Ортлиб.
В голосе ее звучало неодобрение.
– Структура скопирована с мозга, – вступился за детище Мэттокс. – Но сама конструкция – биотехническое изделие. Клонирования не было.
Он указал на стеклянную комнату.
Делегация придвинулась поближе. Комнату можно было бы назвать пустой, если бы не стоящий в ней стол с полированным металлическим цилиндром. Тонкие трубки с питательной жидкостью, извиваясь, выходили из основания и соединялись с невысоким механизмом. С одной стороны цилиндра выступала на половину корпуса маленькая коробка, сделанная из прозрачного пластика. В коробочке – темная сфера из плотного материала. Первый адмирал увеличил масштаб с помощью усиленной сетчатки.
– Да это глаз, – сказал он.
– Да, сэр, – подтвердил Мэттокс. – Мы пытаемся подойти к реальности как можно ближе. Применяя антипамять, мы действуем на зрительный нерв.
В нескольких сантиметрах от биотехнического глаза подвешен был черный электронный модуль, удерживаемый на месте грубой металлической скрепкой. От модуля тянулись оптико-волоконные кабели, подключенные к комнатным розеткам.
– Чьи мыслительные процессы вы используете в конструкции? – спросила Мэй Ортлиб.
– Мои, – ответил Эуру. – Мы подключили кору головного мозга к процессору, и я загрузил в него свою личность и память.
Она моргнула и перевела взгляд с эдениста на металлический цилиндр.
– Это весьма необычно.
– К данной ситуации это отношения не имеет, – улыбнулся он. – Мы делаем все, чтобы создать реальную обстановку. А для этого нам нужен человеческий мозг. Если хотите, можете осуществить простой опыт – опыт Тьюринга, – он прикоснулся к процессору, закрепленному на наружной стене комнаты.
– Кто вы? – спросила Май Ортлиб с чувством неловкости.
– Полагаю, я должен назвать себя Эуру-2, – ответил процессор. – Но Эуру в процессе работы над антипамятью двенадцать раз загрузил свою личность в нейронное подобие.
– Тогда вы уже Эуру-13.
– Можете называть меня Младшим, так проще.
– А вы сохранили ваши человеческие качества?
– Я не обладаю сродственной связью, о чем жалею. Но мне не уготована долгая жизнь, поэтому отсутствие сродственной связи можно терпеть. Во всем остальном я человек.
– Готовность к суициду не является чертой здорового человека, тем более эдениста.
– Тем не менее это то, к чему я готов.
– Это решил ваш прототип. А вы, у вас нет независимости?
– Если я смогу развиваться в течение нескольких месяцев, то, вероятно, сделаю это неохотно. В настоящий момент я являюсь двойником мозга Эуру Старшего и к данному эксперименту отношусь спокойно.
Первый адмирал нахмурился: его беспокоило то, чему он стал свидетелем. Он и не знал, что команда Гилмора достигла такого результата. Искоса посмотрел на Эуру.
– Я так понимаю, что душа образуется с помощью последовательного внедрения мыслей в энергию потустороннего типа, присутствующую во Вселенной. Следовательно, если вы чувствующее существо, то создали собственную душу.
– Согласен, адмирал, – ответил Эуру Младший. – Это логично.
– А это означает, что у вас появилась способность создать по собственному желанию бессмертное существо. И этот эксперимент может навсегда вас уничтожить. Для меня это тревожная перспектива, не знаю, как для вас. Я не уверен, что у нас есть моральное право продолжать.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, адмирал. Однако личность моя для меня важнее, чем моя душа или души. Я знаю, что когда уничтожу созданную мною конструкцию, мы с Эуру продолжим наше существование. И это знание – источник оптимизма для всех эденистов на протяжении жизни. И сейчас я существую ради одного – продления нашей жизни. Человеческие существа умирали, защищая свои дома и идеалы на протяжении всей истории, даже когда не были уверены, есть ли у них душа. И я ничем от них не отличаюсь. Я сделал выбор: применить антипамять с тем, чтобы наша раса пережила этот кризис.
– Вот тебе и тест Тьюринга, – съязвила Мэй Ортлиб. – Держу пари: старик и представить себе не мог разговор с машиной, пытающейся доказать собственный разум.
– Если не что-нибудь еще, – быстро сказал Гилмор. Первый адмирал смотрел на цилиндр, обдумывая, как обосновать отказ. Он знал, что президент его не поддержит. Только нового вмешательства во флотские дела ему и не хватает.
– Очень хорошо, – неохотно сказал он.
Ученые обменялись виноватым взглядом, и Мэттокс подал команду на лабораторный процессор. Стекло потемнело.
– Это чтобы защитить вас от возможного выброса, – пояснил он. – Вот, взгляните-ка во внутреннюю камеру. Увидите весь процесс. Хотя смотреть-то там особо не на что: спектр, который мы используем, заблокирован сенсором.
И верно, изображение было бледным, цвет почти отсутствовал. Все, что они увидели, – это маленький диск. Он выскользнул из электронного модуля и накрыл собою глаз. Мелькнули непонятные пиктограммы.
– Ну, вот и все, – объявил Мэттокс.
Первый адмирал отключил канал, и все заметили, что диск вернулся в электронный модуль. Стекло лаборатории снова стало прозрачным.
