стальное тело покрывала светящаяся кольчуга. — Тебя ждут в операционной.
Когда они поднимались по ступенькам ко входу в цитадель когиторов, Вориана охватили страшные сомнения. В какой-то момент он уже решился бежать к «Мечтательному путнику», чтобы улететь отсюда и избегнуть жуткой вивисекции. Но поразмыслив, он решил, что не смеет бросить все и погубить с таким трудом разработанный план.
Ходильный корпус титана с грохотом шествовал рядом с ним.
— Обещаю, тебе понравится быть кимеком. Ты сможешь стать таким, каким пожелаешь, без ограничений, наложенных на людей слабой биологической оболочкой. Мы же можем изготовить корпус, в котором исполнимыми становятся любые, самые дерзновенные желания.
— Я могу многое себе представить, отец.
Насквозь промерзшее холодное небо казалось продолжением унылого пейзажа Хессры, словно снег и лед поднялись вверх и слоями расположились в разреженной атмосфере.
Вориан подтянулся, выпрямился и расправил плечи. Он до сих пор, невзирая на свою глубокую старость, выглядел молодым и мужественным. Стараясь укрепить свой дух, он твердым шагом вошел в гигантское здание. В туннеле, хотя он и был одет в очень теплую одежду, Вориан ощутил адский холод.
— Прежде чем мне сделают операцию, почему бы мне в последний раз не почистить твое механическое тело, как я делал это в старые добрые времена?
Вориан рассмеялся, этот смех гулким эхом отразился от высоких сводов и угас в огромном помещении.
— Конечно, ты всегда можешь перенести емкость с мозгом в новое, чистое вместилище, но я просто хочу еще раз испытать это ощущение в своем старом человеческом теле, прежде чем навеки с ним проститься. Это занятие доставит удовольствие и радость нам обоим.
— Прекрасная идея — меня она тоже восхищает. — Агамемнон гремел кольчугой, идя по холодным, выстроенным много столетий назад коридорам. Кольчуга казалась странной и неуместной, так же как кинжалы, безделушки и старинные ружья, которые носил с собой Агамемнон. В крови Вориана бешено плескался адреналин, придавая ему бодрости и силы, одновременно волнуя и тревожа. Но он и генерал титанов предвкушали совершенно разные вещи.
Пока Юнона ждала в операционной, отец провел сына через несколько пропускных пунктов, охранявшихся неокимеками. Их емкости с мозгом были надежно прикрыты броней специальных гнезд, странно напоминавших мужские гениталии. Вориан и Агамемнон поднялись на верхний этаж почти погребенной под снегом и льдом башни когиторов-отшельников, которая возвышалась над окружавшим ландшафтом. Агамемнон всегда любил обозревать завоеванные территории, даже если ими оказывались унылые ледяные пустыни.
— Как же много лет прошло с тех пор, как ты вычистил мои доспехи в последний раз, — произнес Агамемнон, прислонив свой корпус к станции технического обслуживания, на которой кимеки приводили в порядок и собирали свои механические тела. — Мне это очень понравится, Вориан. Думаю, что мне надо самому сделать тебе операцию, чтобы расплатиться за ту любезность, которую ты собираешься мне оказать.
— Я не могу даже мечтать о такой услуге с твоей стороны, отец.
Они вошли в большой зеркальный зал, в котором стояли четыре пустых корпуса, расставленных по периметру стен — это были боевые корпуса, которыми пользовался генерал титанов. Приспособления для полировки и чистки были аккуратно разложены по полкам и шкафам. Из широкого окна открывался вид на унылые заснеженные скалы Хессры. Вориан непроизвольно вздрогнул.
Разбирая инструменты и оглядывая их, Вориан вспомнил, каким юным и невинным он был, когда искренне служил машинам, будучи их доверенным человеком. Он тогда слепо верил в лживые воспоминания генерала, в его истории, в его теории. Верил в то, что теперь ни в грош не ставил.
Он многому научился и многое испытал на собственном опыте.
— Ну что ж, отец, — сказал Вориан, обернувшись к ожидавшему кимеку, — пожалуй, начнем.
Поддержи своего брата, даже если он не прав.
После успешного налета на лагерь чужеземцев Исмаил обратился к своему племени, собравшемуся в большой пещере. Исмаил ожил, кровь с новой силой побежала по жилам его старого тела. Он и его слишком цивилизованные соплеменники убили своих врагов и взяли богатую добычу в лагере работорговцев. Дзенсуннитам досталась вода, пища, снаряжение и деньги. Но для Исмаила этого было недостаточно — никогда не будет полной расплата с работорговцами, нападающими на мирные деревни.
Теперь, когда испытание было позади и они вернулись домой, Эльхайим чувствовал беспокойство по поводу того, что ему пришлось увидеть, особенно потрясло его взятие крови врага на воду.
— Столетия цивилизации слетели с нас, как шелуха, — тихо сказал он Исмаилу. — Мы превратились в диких животных, и закон теперь не на нашей стороне. Мы потеряли больше, чем приобрели.
— Нет, мы обрели свое древнее наследие, — возразил Исмаил. — Мы всегда следовали закону пустыни, закону выживания — закону Буддаллаха! Какое мне дело до законов, установленных цивилизованными людьми в их комфортабельных домах?
— Но мне есть до этого дело, — нахмурившись, сказал Эльхайим.
Но Исмаил решил не допустить, чтобы в деревне все оставалось по-прежнему. Он говорил очень горячо и страстно, когда собрались старейшины, и многие молодые мужчины и женщины останавливались, чтобы послушать его речь.
— Работорговцы напали на нашу деревню, но мы прогнали их. Мы отомстили за тех, кто погиб во время их налета на соседнюю деревню — но враги придут еще и будут приходить непрестанно. Мы сами открыли им двери. Мы допустили, что эти шакалы превзошли нас хитростью.
Он поднял свой узловатый кулак.
— Наша единственная надежда на лучшее будущее в возвращении к обычаям Селима Укротителя Червя. Мы должны владеть только тем имуществом, какое позволяет нам выжить. Нам надо уйти в глубь пустыни, где работорговцы никогда не смогут дотянуться до нас.
Некоторые люди восторженно поддержали старика, другие выглядели озабоченными. После удачного кровавого набега многие молодые люди жаждали повторить нападение, как их предки — отступники прежних дней.
Однако наиб Эльхайим встал и постарался остудить горячие головы.
— Нет нужды быть таким реакционером, Исмаил. Те, кто напал на беззащитную деревню, — преступники, и они понесли заслуженное наказание. Мы решили эту проблему.
— Проблема гнездится в самой сути устройства нашего общества, — возразил Исмаил. — Вот почему мы должны уйти и снова обрести нашу истинную душу. Мы должны вспомнить пророчества Селима и следовать им, поступая, как велел он.
— Пока наиб я, и, кстати, Селим приходился мне отцом. Не надо придавать слишком большое значение его видениям, которые посещали его оттого, что он потреблял слишком много меланжи. Разве каждого из нас не посещают странные видения, если мы переберем меланжевого пива? — Некоторые фримены рассмеялись шутке, но Исмаил недовольно поморщился.
— Бегство от проблем не означает их решения, Исмаил. Твое решение — это типичное упрощенчество.
— А твое решение продиктовано слепотой и леностью, наиб, — огрызнулся в ответ Исмаил. — Ты сам видел, как работорговцы похищали и убивали наших людей, но ты все равно хочешь сохранить с ними деловые отношения и делаешь вид, что ничего не произошло. Ты думаешь, что мы можем мирно сосуществовать с ними.
Эльхайим сцепил руки.
— Да, я так думаю. Мы должны сосуществовать.
