Наконец и вице-король воздел руки в приветственном жесте.
— Вориан Атрейдес, верховный башар Армии Человечества! Наш народ уже находится перед вами в неоплатном долгу за все прошлые подвиги — но теперь вы совершили еще одно славное деяние! Убиты последние титаны! Мерзости кимеков больше не существует. Пусть ваше имя славится в веках как имя героя человечества!
Огромный зал разразился оглушительными криками и рукоплесканиями. Идя к трибуне, Вориан чувствовал, что события нарастают словно снежный ком, и центром этого кома оказался он сам. И теперь этот ком неудержимо покатится, увлекая его за собой. Но у него есть и собственная честь, собственное достоинство, его долг и обещания, которые он дал себе и народу. Можно плыть по течению, но можно и оседлать набегающую на берег волну.
Собравшиеся затихли, пока он внимательно и спокойно оглядел зал, узнавая некоторых присутствующих. Потом он перевел взгляд на дальние ряды, где собрались последователи Раины Батлер, размахивавшие своими плакатами, знаменами и хоругви.
— Да, мы имеем полное право праздновать окончательное уничтожение кимеков, — начал свою речь Вориан. — Но мы еще не закончили войну. Зачем вы тратите время и энергию на то, что пишете манифесты, ломаете бытовую технику и убиваете друг друга в то время, когда
Это заявление потрясло публику настолько, что в зале наступила гробовая тишина.
— Двадцать лет назад мы провозгласили окончание Джихада, оставив нетронутым один Синхронизированный Мир, одну его планету. Коррин — это бомба с зажженным фитилем, и мы должны обезвредить эту бомбу! Раковая опухоль Омниуса продолжает угрожать светлому будущему всего человечества.
Люди не ожидали такой страстности от верховного башара Атрейдеса. Ясно, что они думали, будто он будет принимать награды, поздравления и поклоны, а потом уйдет, и Парламент займется своими текущими делами. Но Вориан не думал останавливаться.
— Смерть мыслящим машинам! — истерически выкрикнул кто-то с балкона.
Вориан продолжал говорить. Его суровый голос громовым эхом отдавался под высокими сводами зала:
— Мы слишком долго уклонялись от исполнения нашего долга. Половина победы — это не победа, а почти поражение.
Вице-король, испытывая явную неловкость, удивленно воззрился на Вориана.
— Но, верховный башар, вы же лучше многих знаете, что мы не можем прорвать оборону Омниуса. На протяжении двух десятков лет мы уже неоднократно пытались это сделать, но безуспешно.
— Значит, плохо пытались, надо действовать жестче и решительнее. Смириться с любыми возможными и невозможными потерями. Пассивное ожидание обойдется нам в миллиарды жизней. Вспомните о Биче Омниуса, о жучках-пожирателях. Вспомните о Джихаде! Зная, скольким мы уже пожертвовали, зайдя так далеко, только глупец может теперь остановиться на полпути! — Слова Фейкана означали, что Парламент снова займется своим любимым делом — будет колебаться и сомневаться, поэтому Вориан решил сознательно спровоцировать фанатиков Райны… Его голос резал теперь, как меч гиназского наемника. — Да, смерть мыслящим машинам, но зачем нам тратить силы на суррогаты, если мы можем на самом деле уничтожить настоящую мыслящую машину — Омниуса и его миньонов? Уничтожить навсегда!
Толпа заревела, не обращая внимания на встревоженные лица парламентариев. Потом по залу прокатился благоговейный шепот. К трибуне шла бледная высокая женщина, похожая на призрак. Райна Батлер излучала спокойствие и уверенность, словно имела полное право просто войти в зал Парламента и прервать любое его заседание, когда ей это заблагорассудится. На Райне было надето новое бело-зеленое платье с алым профилем Серены.
— Верховный башар прав, — сказала она. — Мы остановили Великую Чистку раньше времени, мы не затоптали последние угли тлеющего костра, когда могли это сделать. Это была дорогая ошибка, ошибка, которую мы не имеем права повторить.
Огромный зал взорвался восторженными криками и аплодисментами, словно само здание вышло из долгой спячки.
— Смерть Коррину!
— За святую Серену, — добавила Райна. Слова эти прокатились как лавина по залу. Этот клич подхватили и стали скандировать так, что дрогнули стены. Крики становились все громче и громче, пока не превратились в оглушительный громоподобный рев.
— За святую Серену! За Трех Мучеников!
Даже Вориан поддался лихорадочному восторгу толпы. На этот раз он твердо решил действовать наверняка.
Можно разрабатывать гениальные военные планы, тренироваться до седьмого пота или усердно молиться, но только один Бог решает победу или поражение. Думать иначе — гордыня и безумие.
К тому времени, когда Исмаил встретился с противником в открытой пустыне, их предстоявшая дуэль уже расколола дзенсуннитское племя на два враждующих лагеря.
В день схватки червей Исмаил, поднявшись до рассвета и захватив снаряжение, направился в пустыню вдоль гряды скал. Яркий свет разливался по безбрежному морю песка. Сторонники и верные последователи поспешили за учителем, криками выражая ему свою поддержку и предлагая понести часть снаряжения. Но упрямый старик не обращал на это никакого внимания. Он сам должен совершить все от начала и до конца, сам — во имя будущего дзенсуннитов и сохранения их священного прошлого.
Он был одновременно обрадован и удивлен тем, что многие из бывших отступников оказались недовольны новым отношением к городской цивилизации, которое наиб Эльхайим усердно внедрял в умы в течение последних десятилетий. Большинство старейшин присоединились к Исмаилу, включая и Хамаль, их примеру последовали и потомки поритринских рабов, которых Исмаил освободил и вывел из плена. Поддержали Исмаила и сильные молодые воины, которые жаждали битв с врагами… любыми врагами. Эти молодые люди рассказывали идеализированные истории о Селиме Укротителе Червя и приукрашивали славные деяния прежних дзенсуннитских воителей, которые были вынуждены сражаться, чтобы жить на Арракисе. Независимо от их мотивов, Исмаил был рад, что они выказывают ему свою поддержку.
Эльхайим, с другой стороны, вел за собой многочисленных «цивилизованных» дзенсуннитов, которые часто бывали в городах и поселках служащих «ВенКи». Эти люди шли на компромисс с чужеземцами, пятнали свою культуру и жертвовали своей народностью… люди, легкомысленно доверявшие тем, кто без зазрения совести торговал человеческими существами.
Исмаил с наслаждением втянул ноздрями горячий пыльный воздух, вставил в нос затычки, проверил соединения и крепления своего дистиллирующего костюма и плотно застегнул одежду, чтобы она не мешала движениям. Он обернулся и посмотрел на своих сторонников, стоявших у подножия горы.
С противоположной стороны песчаного бассейна на них смотрели Эльхайим и его люди. Все понимали, что решительная минута настала.
— Ждите меня, если я одержу победу, — сказал Исмаил, — и помните меня, если я погибну.
Он не стал слушать подбадривавшие его голоса и тех, кто отговаривал его от безумного поединка. Сосредоточившись, он ступил на мягкий, зыбкий песок и стал взбираться вверх по пологому склону ближней, самой высокой дюны. Это была его битва, и независимо от ее исхода он должен сейчас думать только о предстоящем поединке. Он выбрал хорошую позицию, осмотрел окрестность, оценил углы и склоны. Отсюда будет хорошо видно приближающегося червя, здесь будет удобно оседлать бросившееся вперед чудовище.
Он много раз делал все это и раньше, но никогда укрощение червя не было таким важным. Он
