трав. Она проверяла их действенность, раскладывала по кувшинам и запечатывала смолой. Лиет же внимательно читал похищенный у Харконненов документ с точным указанием мест размещения складов пряности и расположения военных складов.
Стилгар откинул занавеску и встал у входа, застыв, как статуя. Бесстрастный немигающий взгляд его темно-синих глаз упирался в дальнюю стену.
Лиет сразу понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и заподозрил неладное. Он сражался бок о бок со Стилгаром, вместе им приходилось убивать врагов и уничтожать харконненовские базы во время бесстрашных налетов. Фрименский командир продолжал хранить молчание, и встревоженный Лиет встал.
— В чем дело, Стил? Что случилось?
— Ужасная новость, — заговорил наконец Стилгар. Его слова падали в душу Лиета, как тяжкие слитки свинца.
— Твой отец умма Кинес погиб в пещере в Гипсовом Бассейне. Его, лейтенанта Оммума и большую часть рабочей команды завалило обрушившейся горой.
Фарула едва слышно вскрикнула. Лиет лишился дара речи.
— Но этого не может быть, — сказал он, придя в себя. — Ему так много надо было еще сделать. Он хотел…
Фарула уронила на пол один из своих кувшинов. Он разбился, и пахучий порошок из толченых листьев рассыпался по выщербленному полу.
— Умма Кинес умер среди растений, которые всегда были мечтой его жизни, — сказала женщина.
23-4 — Это был достойный конец, — произнес Стилгар. Некоторое время Лиет был не в силах произнести ни слова. Мысли метались, против воли в сознании появлялись образы и воспоминания. Но ясно было только одно: дело Пардота Кинеса надо продолжать во что бы то ни стало.
Умма воспитал себе достойную смену. Лиет Кинес сам возглавит работу. Из того, что только сейчас сказала Фарула, Лиет понял, как фримены будут из уст в уста передавать весть о трагической смерти своего пророка. И каждый новый рассказ будет обрастать все более сказочными подробностями. Это действительно был достойный уммы конец. На ум пришли слова, сказанные ему когда-то отцом:
— Символизм веры может надолго пережить саму веру.
— Мы не можем взять воду погибших, как это принято среди нашего племени, — сказал Стилгар. — Наши мертвые погребены слишком глубоко в горе. Мы должны оставить их в этой могиле.
— Так и должно быть сделано, — заговорила Фарула. — Гипсовый Бассейн станет святыней. Умма Кинес умер вместе со своим лейтенантом и последователями, чтобы отдать воду планете, которую он так любил.
Стилгар прищурился и торжественно посмотрел на Лиета.
— Мы не позволим пророчеству уммы умереть вместе с ним. Ты должен продолжить его труд, Лиет. Фримены прислушаются к словам сына уммы. Они последуют за тобой.
Лиет Кинес наклонил голову. Знает ли мать о том, что случилось? Стараясь сохранить самообладание, Лиет расправил плечи, на которые, как он понимал, ляжет теперь неслыханно тяжелая ответственность. Он не только должен будет продолжить миссию отца, нет, теперь он должен будет нести куда более тяжкое бремя. Когда-то его отец подписал важный документ, и Шаддам Четвертый утвердил его без всяких замечаний.
— Отныне я являюсь имперским планетологом, — громко объявил Лиет Кинес. — Клянусь вам, что преобразование Дюны будет продолжено и доведено до конца.
~ ~ ~
Человек, стоящий перед выбором между жизнью и смертью, должен его сделать, иначе он обречен на вечные колебания.
Во дворе городского госпиталя Кала-Сити, перед входом, стояла статуя прапрадеда Лето по отцовской линии, герцога Миклоша Атрейдеса. Бронза статуи позеленела от времени и была покрыта толстым слоем пыли и птичьим пометом. Проходя мимо безмятежного изваяния предка, Лето машинально поклонился и торопливо поднялся к двери по широким мраморным ступеням.
Лето все еще слегка прихрамывал, но раны его уже затянулись, и наступило почти полное физическое выздоровление. Теперь герцог встречал каждый новый день, не испытывая былой безысходности и безнадежного отчаяния. Взлетев по лестнице на верхний этаж госпиталя, он совсем не запыхался.
Ромбур пришел в сознание.
Личный врач герцога, который продолжал лечить Ромбура в ожидании приезда бригады доктора Юэха, встретил Лето в коридоре.
— Мы начали общаться с принцем, милорд герцог. Одетый в белое медицинский персонал колдовал у системы жизнеобеспечения, которая, как и много месяцев до этого, была соединена с многочисленными аппаратами трубками и проводами. Приборы тихо жужжали и мигали разноцветными индикаторами. Но теперь в настроении людей, работавших с принцем, обозначился явный перелом.
Остановив Лето, который хотел подойти ближе к клинотрону, врач сказал:
— Ромбур, как вы знаете, перенес тяжелую травму правой половины головы, но человеческий мозг — замечательный инструмент. Даже мозжечок взял на себя часть функций большого мозга. Информация нашла новый путь по сложным межнейронным путям. Думаю, что это обстоятельство значительно облегчит работу бригады, которой предстоит создать киборра.
Тессия, глядя внутрь похожего на саркофаг колпака, склонилась над принцем.
— Я люблю тебя, Ромбур, тебе никогда не придется в этом сомневаться.
В ответ из динамика раздались слова, воссозданные акустическим синтезатором.
— Я… тоже… люблю… тебя… и… буду… любить… всегда.
Слова звучали отчетливо и ясно, но были разделены длинными паузами, словно Ромбур еще не полностью овладел речью.
Герцог был поражен до глубины души. Как я мог даже думать о том, чтобы отдать тебя тлейлаксам?
Сквозь прозрачный плаз колпака были видны лоскут покрытой шрамами кожи и кости — все, что осталось от Ром-бура, — соединенные с питающими их системами. Врач снова заговорил:
— Сначала мы могли только говорить сами, используя иксианский код — систему стуков. Но теперь нам удалось подключить синтезатор к речевому центру пациента.
Уцелевший глаз принца был широко открыт, в нем теплилась жизнь и сознание. Лето долго смотрел в изуродованное до полной неузнаваемости лицо друга, не зная, с чего начать разговор.
О чем он думает? Как долго он уже знает, что с ним случилось?
Из динамика послышались слова:
— Лето… дружище… как… поживают… наши… коралловые… геммы… в… этом… году? Ты… не… нырял… за… ними?
Лето едва не упад от радости и рассмеялся.
— Очень хорошо, принц, мы еще поныряем за ними… и очень скоро. — К глазам герцога подступили жгучие слезы. — Прости, Ромбур, но ты заслуживаешь того, чтобы знать правду.
Обрубок тела принца лежал неподвижно, лишь кое-где под кожей изредка подергивались уцелевшие мышечные волокна. Искусственный голос в динамике был начисто лишен эмоций и интонаций.
— Когда… я… стану… киборгом… мы… сделаем… специальный… костюм. И… правда… поныряем.
