Они любили друг друга, но никогда вместе не спали. Валентина была рада этому, когда Миро признался, хотя говорил с печалью и злостью. Она уже давно заметила, что в обществах, требовательных к чистоте и верности, как на Лузитании, молодежь, которая усмиряла и контролировала свои юношеские эмоции, становилась людьми одновременно сильными и цивилизованными. Те же, кто был либо слишком слаб, чтобы взять себя в руки, либо слишком уж презирал общественные нормы, чтобы пытаться, чаще всего становились овцами или же волками: либо бездумными представителями стада, либо хищниками, которые хватают все, что угодно, ничего не давая взамен.
Когда Валентина встретила Миро в первый раз, она боялась, что это то ли плачущий над своей долей слабак, то ли эгоистичный хищник, ненавидящий собственную ограниченность. К счастью, все оказалось иначе. Возможно, он жалеет о давнем благочестии. Это естественно, ему бы хотелось соединиться физически с Оуандой, когда он был еще сильным, и оба находились в соответствующем возрасте. Только Валентина не жалела парня. Миро доказал этим собственную внутреннюю силу и чувство ответственности перед обществом. Валентина совершенно не удивилась тому, что Миро, абсолютно сам, удержал толпу на тот решающий момент, который и спас Корнероя и Человека.
Не удивило ее и то, что сейчас Миро с Оуандой с большим трудом делали вид, что они всего лишь пара людей, исполняющие свои обязанности… что их отношения совершенно нормальны. Внутренняя сила и внешнее уважение. Такие люди удерживают общество в рамках, руководят им. В отличие от овец и волков, они играют роль, гораздо более важную, чем им предписывает сценарий страхов и приманок. Они реализуют сценарий приличий, долга, чести… цивилизации. И тогда игра становится действительностью. Если в человеческой истории и можно заметить цивилизацию, подумала Валентина, то она существует исключительно благодаря таким вот людям. Пастырям.
Новинья встретила его в дверях школы. Она опиралась на плечо Доны Кристы, с момента прибытия Эндера на Лузитанию уже четвертого принципала Детей Разума Христова.
— Мне нечего тебе говорить, — заявила она. — По закону мы до сих пор являемся супругами, но это и все.
— Я не убивал твоего сына, — сказал Эндер.
— Но и не спас его, — парировала она.
— Я люблю тебя.
— Лишь настолько, насколько способен к любви. Да и то, лишь тогда, когда у тебя останется свободная минутка позаботиться обо всех других. Ты думаешь, будто являешься каким-то ангелом-хранителем и отвечаешь за всю вселенную. А мне хотелось только, чтобы ты взял ответственность за мою семью. У тебя великолепно получается любить людей миллиардами, а вот десятками уже не так хорошо, с одной же женщиной совершенно не справляешься.
Это был суровый приговор. Эндер знал — что несправедливый, только он пришел сюда не ссориться.
— Прошу тебя, возвращайся домой, — сказал он. — Ты же любишь меня, и я нужен тебе точно так же, как и я тебе.
— Теперь мой дом здесь. Я уже перестала нуждаться в тебе и в ком-либо ином. И если ты хотел сказать только это, то понапрасну тратишь мое и свое время.
— Нет, это не все.
Она ждала.
— Файлы в лаборатории. Ты поставила на них пароли. Мы должны решить проблему десколады раньше, чем вирус нас убьет.
Новинья усмехнулась, и в усмешке этой была горечь и издевка.
— Зачем ты обращаешься ко мне с этим? Ведь Джейн сможет обойти мои пароли.
— Она не пыталась, — сказал он в ответ.
— Ну конечно же, чтобы меня не оскорбить. Но ведь сможет, разве нет?
— Скорее всего.
— Тогда пускай этим и займется. Ведь сейчас тебе нужна только она. А в о мне ты никогда по- настоящему и не нуждался. У тебя ведь была она.
— Я старался быть тебе хорошим мужем, — сказал Эндер. — Я и не утверждал, что смогу защитить тебя от всего, но делал, что мог.
— Если бы ты старался, мой Эстеваньо был бы жив.
Она повернулась к нему спиной, и Дона Криста провела ее по коридору. Эндер следил за ними, пока они не исчезли за поворотом. После чего повернулся сам и покинул школу. Он не знал, куда направляется; знал лишь одно, что обязан туда дойти.
— Мне очень жаль, — тихонько сказала Джейн.
— Да, — буркнул Эндер в ответ.
— Когда я уйду, Новинья, возможно, вернется к тебе.
— Ты не уйдешь, если только мне удастся как-то справиться с этим.
— Но ты не успеешь. Через два месяца меня отключат.
— Заткнись, — буркнул он.
— Но ведь такова правда.
— Заткнись и дай мне подумать.
— И что? Теперь ты уже собираешься меня спасать? Роль спасителя в последнее время тебе как-то не удается.
