— И никаких моральных угрызений?
— Никаких, — ответил он. Ставкой было спасение целого мира. Впрочем, свое слово он сдержал: комплекс звукозаписи был отключен. Эля ничего не слыхала.
Поначалу разговор шел совершенно банально. Как себя чувствуешь? Ужасно. Очень больно? Очень.
Но это именно Садовник прервал формальную вежливую болтовню и перешел к сути.
— Почему ты хочешь, чтобы мои братья были рабами?
Квара вздохнула, но следует признать, в этом вздохе не было ни капли раздраженности. Для опытного слуха Миро это прозвучало так, как будто бы ее и вправду мучили сомнения. Здесь не было ни капли от демонстрируемого по отношению к семье вызывающего поведения.
— Я вовсе не хочу, — ответила девушка.
— Возможно и не ты выковала кандалы, но это ты держишь у себя ключ и не разрешаешь им воспользоваться.
— Десколада — это не кандалы. Кандалы — это просто вещь. А десколада — живая. — Я тоже. И мой народ. Почему ее жизнь должна быть важнее наших?
— Десколада не убивает вас. Вашими врагами стали Эля и моя мать. Это они убили бы всех вас, чтобы спастись от десколады.
— Ну конечно, — согласился с ней Садовник. — Конечно, именно так бы они и поступили. Я бы тоже убил их, чтобы спасти собственных братьев.
— Потому-то ты должен спорит не со мной.
— Именно с тобой. Без твоих знаний люди и pequeninos в конце концов, тем или иным образом, начнут друг с другом резню. У них просто не будет выбора. Если им не удастся усмирить десколаду, то либо она уничтожит всех людей, либо людям придется ее уничтожить, а при случае — и нас.
— Ее никогда не уничтожат, — заявила Квара.
— Потому что ты не позволишь им.
— Точно так же, как не позволю уничтожить и вас. Разумная жизнь — это разумная жизнь.
— Нет, — запротестовал Садовник. — С раменами ты можешь жить сама и позволить жить другим. Но с варельсе договориться невозможно. Остается лишь война.
— Ничего подобного, — воспротивилась Квара. И повторила все те аргументы, которые излагала в беседе с Миро.
Когда она закончила, в камере на мгновение повисла тишина.
— Неужто они все еще разговаривают? — шепнула Эля сидящим у мониторов ассистентам. Ответа Миро не услыхал; видимо кто-то просто кивнул.
— Квара, — прошептал Садовник.
— Я здесь, — ответила та. Тон аргументации исчез из ее голоса. Она не находила радости в собственных жестоких моральных принципах.
— Ты не потому отказываешься помочь, — заявил Садовник.
— Потому.
— Нет, ты бы помогла сразу, если бы не пришлось поддаться семье.
— Неправда! — воскликнула девушка.
И все же… Садовник попал в больную точку.
— Ты настолько уверена в собственной правоте, потому что они столь уверены, будто ты ошибаешься.
— Я права!
— Ты встречала кого-нибудь, не имеющего ни малейших сомнений, но при этом правого?
— Сомнения у меня имеются, — призналась Квара шепотом.
— Так послушайся этих сомнений, — попросил Садовник. Спаси мой народ. И свой.
— Какое у меня право выбирать между нами и десколадой?
— А кто тебе давал право принимать подобные решения?
— А я и не принимаю, — стала отрицать Квара. — Я удерживаюсь от принятия.
— Тебе известно, на что способна десколада. Тебе известно, что она сделает. Удерживаться от принятия решения — это тоже решение.
— Это не решение. Не действие.
— Если ты не пытаешься помешать убийству, которое легко можешь предупредить, разве не становишься убийцей сама?
— Ты хотел встретиться со мной только лишь из за этого? Еще одна особа, диктующая, что мне следует делать?
— У меня имеется на это право.
— Потому что решил сделаться мучеником и умереть?
