- Сколько возьмешь за распил?
- Ежели простой, а не какой-нибудь заковыристый, то распилю даром.
Я начал с бревен с синими метками, но, вчувствовавшись в них, нашел подходящими лишь два. Стало быть, еще два приходилось искать среди красных.
- Эти два и вот это, - сказал я через некоторое время.
- Бери то, большое. Отдам, за пять серебреников.
Я потянулся чувствами к указанному Бреттелем бревну. Снаружи оно выглядело великолепно, однако сердцевину имело мягкую и пористую. Между тем высокая цена черного дуба во многом определяется его необыкновенно прочной сердцевиной, с трудом поддающейся обработке.
- Оно не подходит.
- Чем? Прекрасное дерево.
- Но нам оно не годится. Я возьму либо то, - мой палец указал на меньшее бревно, - либо вон это.
Бреттель пожал плечами, решив, что я, по всей вероятности, спятил. Какой, спрашивается, дурак откажется от превосходного большого бревна ради маленького?
- Дело твое, но любое из них будет стоить те же пять серебреников.
- Годится.
Покачивая головой, Бреттель пометил срезы четырех бревен меткой Дестрина - буквой 'Д' с полукругом сверху.
- Кто будет платить?
- Я.
Монеты были спрятаны в моем поясе. Бреттель, конечно, неплохо относился и к Дестрину, и ко мне, однако не собирался пилить черный дуб, полагаясь лишь на слово подмастерья.
Отвернувшись, я достал деньги и вручил лесопильщику, по привычке проверившему их холодным железом.
- Пилить сейчас?
- Если можно.
- Почему нет? Работы сейчас мало. Потому что во дворце угнездился чародей, люди опасаются заниматься делами...
Он подкатил к штабелю тележку.
- На рынке толковали о какой-то карете...
- Ручаюсь, о карете Антонина. Он частенько заезжает в Фенард, чтобы встретиться с Голлардом.
- Голлардом?
- Префектом.
- Это как-то связано с Кифриеном? - спросил я.
- Голлард не прочь вернуть места добычи серы в Рассветных Отрогах.
Не переставая говорить, Бреттель с помощью лома и крюка ловко погрузил первое бревно на тележку.
- Может, тебе помочь?
- Лучше просто не лезь под руку.
- А на кой ему сера? Неужто собрался делать порох?
- Да кто их поймет, - отозвался Бреттель, возившийся уже с третьим бревном. - Кавалерия самодержца изрубила отборный Голлардов отряд вместе с новобранцами. Какая-то шлюха прикончила его зятя, - лесопильщик ухмыльнулся. - Некоторые отнеслись к этому с одобрением.
Я покачал головой. За все время, прожитое мною в Фенарде, мне так и не удалось уразуметь, что же не поделили префект с самодержцем.
- Почему?
- Что 'почему'? - последнее, самое маленькое бревно Бреттель перекинул на тележку с такой легкостью, словно это была зубочистка.
- Почему они враждуют? Я про самодержца с префектом.
Бреттель связал бревна и только после того ответил:
- Говорят, ее мать была дочерью чародея.
У меня аж челюсть отвисла. До сих пор мне и в голову не приходило, что самодержец - женщина.
- И эта самая мамаша с помощью чародейских хитростей отколола от Галлоса земли у Малых Рассветных Отрогов, а потом, после смерти тамошнего князя, присоединила еще и старую Аналерию. Дочка, унаследовавшая престол несколько лет назад, объявила о присоединении земель еще и у Закатных Отрогов. На них претендовали и герцоги Хидлена, хотя на деле они никогда там не правили. Думаю, наш Голлард решил, что по чародейской части дочка матери не чета, вот и попытался вернуть утраченное. И ведь сначала все шло как по маслу. Он расколошматил ее армию, но кифриенские крестьяне поднялись против него, подожгли посевы и открыли шлюзы. В грязи, на затопленных полях, с конницей не развернешься. Никто не понял, как это вышло, но вместо победы Голлард потерял половину своего войска и большую часть офицеров. Между тем самодержец стала набирать в свою стражу лучших бойцов, каких могла найти, включая и женщин. Теперь в большинстве стычек конница префекта терпит поражения. Но к нам отряды самодержца никогда не вторгаются.
За разговором он подвез тележку к пиле, водяное колесо которой сейчас не вращалось.
- Как резать?
Взяв мел, я разметил каждое бревно нужным мне образом.
- Сегодня к вечеру я могу отправить доски к вам в мастерскую, промолвил Бреттель.
- Было бы здорово.
Бреттель принялся налаживать пилу, а я направился к тому месту, где привязал пони.
Кифриен против Галлоса - гармония против хаоса? Неужто все дело в этом? Или в том, что женщина выступает против мужчины? Чем больше я узнавал фактов, тем больше возникало новых вопросов.
- Поехали, - сказал я, забравшись на своего косматого приятеля и тронув поводья.
LII
После того, как мы получили заказ субпрефекта и разжились нужным нам материалом, дело осталось только за тем, чтобы этот заказ выполнить. И выполнить как следует. А мне, помимо беспокойства о своей собственной работе, приходилось тревожиться еще и за Бострика. Волновала меня и возможность козней со стороны обозленного Джирла. Даже за едой мне не удавалось отделаться от назойливых мыслей.
- У тебя усталый вид, - заметила Дейрдре. Меня это замечание не удивило.
Каждую ночь я окружал лавку охранными чарами, но, не будучи уверен, что от них будет толк, держал посох рядом с топчаном.
В процессе работы я беспрерывно прощупывал дерево чувствами, стараясь не проглядеть ни одной трещинки, сучка или внутренней полости, которые, проявившись в уже готовом изделии, могли бы загубить всю работу. Когда мне удалось отыскать пару таких скрытых дефектов, Бострик и Дестрин решили, что я рехнулся - ведь только безумец может пренебречь несколькими кусками превосходного с виду черного дуба.
- Это хорошее дерево, Леррис.
- Недостаточно хорошее. В нем есть изъяны.
- Какие? Где?
Ответить было нечего, ведь объяснить, в чем дело, - означало раскрыть себя как начинающего Мастера гармонии.
- Если почтенный мастер, с превеликой скромностью именующий себя подмастерьем, говорит, что изъяны есть, стало быть, изъяны есть, - это ироническое, сделанное мимоходом замечание Бострика обеспокоило меня потому, что он переглянулся с Дестрином, и оба они, кивнув друг другу, не вымолвили больше ни слова.
Я ворчал, бурчал и фыркал даже за ужином. Уж на что терпелива была Дейрдре, но и та стала остерегаться обращаться ко мне с лишним словом.
И отделку поверхности, и полировку лаком я выполнял самостоятельно и работал до тех пор, пока вещи не стали восприниматься как безупречные. А после этого я еще и неоднократно усиливал их внутреннюю
