калить, но хотелось бы не совсем добела...
Доррин надевает фартук, надеясь, что заработает не слишком много волдырей, прежде чем его руки успеют задубеть снова.
XXXVI
- Надо ли нам вообще заниматься Отшельничьим? Единственное, что делают Черные, - это культивируют свою разлюбезную гармонию на своем острове. А всякого несогласного с ними или просто непохожего на них изгоняют - как правило, к нашей пользе.
- Но мы сейчас говорим не о войне, - мягко произносит Джеслек. Неужто тебе не претит то, что наше золото уходит на Отшельничий, а потом Черные закупают на него товары из Хамора и Бристы?
- Их пряности и вина лучше и дешевле прочих, - грохочет голос с заднего ряда.
- И их шерсть...
- Если ты сможешь носить ее, Майрал!
- Что ты предлагаешь, Джеслек?
- Ничего особенного. Всего лишь повысить ввозную пошлину на товары с Отшельничьего. На тридцать процентов.
- Тридцать процентов! Тогда я лучше буду пить ту бурду из Кифриена!
- Точно так я и думаю.
- Это увеличит число контрабандистов.
- А мы потратим часть дополнительных доходов на постройку сторожевого флота. Контрабандистам не поздоровится.
- А куда пойдут остальные деньги? В твой карман, Джеслек?
- Это вряд ли. Решать будет Совет, но я предложил бы разделить сумму на три части. Одну потратить на увеличение довольствия членов Совета, другую - на перестройку площади и третью - на строительство дороги. Кто хочет высказаться?
- А не будет ли это способствовать оттоку золота в Спидлар?
- Как насчет Сарроннина?
- В Южном Оплоте будут довольны...
Вышедший под шумок из зала Стирол смотрит на Анию и задумчиво произносит:
- Совершенно прозрачно. Прозрачно, но умно.
- Они одобрят это?
- Конечно. А стало быть, и флот увеличится, и его популярность вырастет.
- А что предпримет Отшельничий?
- Ничего. Будут ворчать да наращивать торговлю с землями за Океаном. Но первым последствием этого, - тут Стирол улыбается, - станет отток судов и товаров из Лидьяра в Спидларию. А стало быть, если мы не хотим оставить наших купцов не у дел, нам придется прибрать Спидлар к рукам не позже чем через год.
- Ты думаешь? - начинает собеседница.
Стирол, однако, продолжает говорить, не выслушав вопроса, и на лице Ании появляется намек на раздражение.
- К тому времени Джеслек уже станет Высшим Магом и сочтет нужным запретить торговлю с Отшельничьим. То есть он, конечно, не станет ничего запрещать напрямую, а просто повысит пошлины еще процентов на сто. В результате Черным придется тратить все свое золото на покупку хлеба в Хидлене, потому как из Хамора ни зерно, ни муку без потерь не доставить. Они, конечно, начнут скулить, но вмешаться в погоду, как это делал Креслин, не рискнут. Отчасти - из боязни поставить под удар свое драгоценное население, но главным образом - потому, что у них сейчас нет мага с такими способностями... Ухудшение положения на острове повлечет за собой недовольство и беспорядки. Число изгнанников с Отшельничьего увеличится, а о каких-либо действиях не придется и говорить... до поры.
- Тебя послушать, так ты незыблемо веришь в осуществление всех Джеслековых замыслов.
- Быть Высшим Магом в эпоху перемен не так-то просто, - Стирол тихо смеется. - Вернусь-ка я в зал - надо проследить за голосованием, пусть это и простая формальность.
- А они правда осуществятся? Я о его планах.
- Не исключено - если только его успехи не будут чрезмерными. А они такими и будут, - Стирол кивает в сторону зала. - Идем, Ания.
Ания хмурится, но направляется в зал Совета следом за Высшим Магом.
XXXVII
- Это все, - Яррл опускает молот.
Раздув большие двухкамерные меха, Доррин закрепляет верхний рычаг и, окунув тряпицу в масло, тщательно протирает наружную поверхность этих мехов. Яррл тем временем убирает тяжелый молот и щипцы.
Положив на полку и свой молот, Доррин берется за метлу. Вообще-то подметать каждый вечер вовсе не обязательно, однако юноша чувствует себя лучше, когда в кузнице чисто, и терпеть не может оставлять после себя беспорядок. Он уже успел переложить по-своему редко используемые инструменты, хотя те, за которые Яррл берется регулярно, оставил на привычных для кузнеца местах.
Яррл уходит. Доррин кладет совок и метлу на место и, задвинув дверь, идет к колодцу, смывает пепел и сажу, а оставшиеся капли выливает на маленькую клумбу.
На севере, над океаном, собираются тучи. Солнце уже садится, касаясь краем оледенелых пиков Закатных Отрогов. Вздохнув, Доррин направляется к себе в каморку. Она приобрела более обжитой вид благодаря камышовому коврику и полученному от Рейсы старенькому стеганому покрывалу. Скоро он сделает скобы для стола, а потом смастерит какой-нибудь ларь для своих скудных пожитков.
Юноша берет стоящий позади двери посох и направляется к загону, откуда слышен жалобный голос козы. Он старается восстановить гармонию организма матери и еще не рожденного потомства, однако для этого ему не хватает то ли сил, то ли знаний.
- Это все, девочка, - говорит Доррин, почесав между рогов тычущуюся носом ему в руку козу, после чего открывает дверь сарая.
В сарае он тренируется, подвесив грубо сделанную соломенную куклу, которая служит ему в качестве мишени. После нескольких восьмидневок упражнений он чувствует себя куда более уверенным - и в своих руках, и в своем посохе. Конечно, упражнения с куклой не заменят тренировок с напарником, но теперь он, по крайней мере, чувствует посох.
Проделав первую серию упражнений, Доррин перебрасывает через балку веревку, подвешивает к ней мешочек с песком и толкает его, чтобы он качался. Ему удается нанести по этой движущейся цели пяток довольно сильных ударов, но в целом у него еще не все ладится и с равновесием, и с точностью.
Через некоторое время его прошибает пот, а колени начинают дрожать от усталости. Упражнялся он вроде бы не так уж долго, но после целого дня работы в кузнице выматывает и это. Убрав мишени и отставив посох в сторону, Доррин берется за скребницу.
Меривен тихонько ржет.
- Знаю, подружка, знаю. Мне стоило почистить тебя раньше, но ведь мы с тобой еще прогуляемся. Сегодня после ужина.
XXXVIII
Доррин привязывает Меривен к железному кольцу на побитом деревянном столбе перед лесопилкой - зданием с покатой крышей и скользящей дверью, приоткрытой как раз настолько, чтобы он мог войти, не протискиваясь бочком.
От поднятых его шагами опилок чешется нос, и, входя в помещение, где, уминая хлеб с сыром, сидит чернобородый молодой человек, Доррин усиленно трет переносицу.
- Прошу прощения. Ты Хеммил?
- Я? Хеммил? Хотелось бы, приятель, но увы... Я всего лишь Пергун, тутошний, подмастерье. А любопытно... - Пергун присматривается к темно-коричневому одеянию гостя. - Что могло потребоваться от Хеммила целителю? Ты ведь целитель, да? И одет похоже, и вид у тебя... этакий целительский.
- Отчасти я целитель, но вообще-то - подмастерье у кузнеца Яррла. И не то чтобы мне был нужен сам Хеммил, просто я ищу обрезки дерева...
