применял ко всему, хоть отдаленно напоминающему женщину, и тем не менее она была польщена. В молодые годы нянюшка не могла пожаловаться на недостаток воздыхателей, но время оставило ей тело, которое можно было назвать лишь удобным, и лицо, как у господина Грейпа, Счастливого Урюка. Давно потухшая печка почти не дымит.
Кроме того, Казанунда ей чем-то
– Ничего не получится, – сказала она. – Мы полностью несовместимы. У меня рост пять футов четыре дюйма, а у тебя только три фута девять дюймов. Кроме того, я тебе в матери гожусь.
– Ошибаешься, – возразил Казанунда. – Моей мамаше почти триста лет, и борода у нее куда лучше, чем у вас.
Вот еще один аспект. По гномьим стандартам нянюшка Ягг была еще молоденькой девушкой.
– О-ля-ля, шалунишка! – Она игриво шлепнула его по голове так, что у гнома зазвенело в ушах. – Ты знаешь, как вскружить голову простой деревенской девушке!
Казанунда выпрямился и поправил парик.
– Мне нравятся девушки с характером, – признался он. – Как насчет того, чтобы устроить маленький тет-а-тет, когда здесь все закруглится?
Нянюшка Ягг задумалась. Широчайшие познания в области языков подвели ее.
– Я оставлю тебя на минуту, – сказала она, поставила бокал ему на голову и принялась пробираться сквозь толпу, пока не увидела какую-то герцогиню и не ткнула ее локтем в область бюста. – Эй, ваша светлость, что такое тететет?
– Прошу прощения?
– Тететет? Этим занимаются в одежде или как-нибудь по-другому?
– Это означает «интимная встреча», милая женщина.
– И все? Ого.
Нянюшка локтями пробила дорогу обратно к вибрирующему от желания гному.
– Договорились, – кивнула она.
– Я предлагаю поужинать вместе, только ты и я, – поклонился гном. – В одной из таверн.
Никогда еще за всю долгую историю романтических приключений никто не приглашал нянюшку Ягг на интимный обед. Ухаживания за ней отличались скорее количеством, чем качеством.
– Э-э, по рукам, – только и смогла выговорить она.
– Избавься от дуэньи и жди меня в шесть часов.
Нянюшка бросила взгляд на матушку Ветровоск, которая неодобрительно взирала на нее с некоторого расстояния.
– Но она вовсе не моя дуэнья… – начала было нянюшка Ягг.
Однако потом до нее дошло, что Казанунда просто не мог принять матушку Ветровоск за ее дуэнью.
Комплименты и лесть тоже не числились среди достоинств бывших кавалеров нянюшки Ягг.
– Да, хорошо, – сказала она.
– А я пока смешаюсь с толпой, дабы не повредить твоей репутации, – промолвил Казанунда, наклонился и поцеловал нянюшке руку.
От удивления она широко открыла рот. Никто никогда не целовал ей руку, и никто никогда не беспокоился о ее репутации – тем более сама нянюшка Ягг.
Когда второй лучший в мире любовник пристал какой-то графине, матушка Ветровоск, наблюдавшая за происходящим с почтительного расстояния[26], добродушно фыркнула:
– Гита Ягг, у тебя нравственность хуже, чем у кошки.
– Перестань, Эсме, ты знаешь, что это неправда.
– Ну, хорошо. Тогда у тебя нравственность, как у кошки.
– Это уже лучше.
Нянюшка Ягг пригладила свои седые кудри и прикинула, есть ли у нее время сбегать домой и надеть пару-другую корсетов.
– Гита, мы должны быть начеку.
– Да, да, конечно.
– И не должны допускать, чтобы другие соображения сбивали нас с толку.
– Нет, конечно.
– Ты слышишь, что я говорю?
– Что?
– По крайней мере, ты могла бы сходить и выяснить, почему здесь нет Маграт.
– Хорошо.
Нянюшка Ягг с мечтательным видом удалилась.
А матушка Ветровоск повернулась и…
…Сейчас должны были заиграть скрипки. Должен был смолкнуть людской гомон, а сама толпа должна была естественным образом расступиться, чтобы освободить ей путь к Чудакулли.
Должны были заиграть скрипки. Должно было случиться хоть
А библиотекарь на своем пути к буфету вовсе не должен был наступить на ее ногу костяшками рук, но именно это и произошло.
Однако матушка этого даже не заметила.
– Эсме? – сказал Чудакулли.
– Наверн? – сказала матушка Ветровоск. И тут к ней подскочила нянюшка Ягг.
– Эсме, я видела Милли Хлоду, и она сказала…
Сильнейший удар матушкиного локтя чуть не выбил из нее дух. Нянюшка Ягг быстро уловила суть происходящего.
– А, – сказала она. – Тогда я… Я… Пойду, пожалуй…
Взгляды Чудакулли и матушки снова скрестились.
Мимо опять проковылял библиотекарь, теперь уже с полным набором фруктов.
Матушка Ветровоск не обратила на него ни малейшего внимания.
Казначей, чей разум сейчас находился в средней точке орбиты, товарищески похлопал Чудакулли по плечу.
– Должен сказать, аркканцлер, эти перепелиные яйца удивительно хоро…
– ПОШЕЛ ВОН. Господин Тупс, очень прошу, выуди из его кармана пилюли, а ножи держи подальше.
Их взгляды снова скрестились.
– Так-так, – произнесла матушка Ветровоск примерно через год.
– Какой волшебный вечер, – сказал Чудакулли.
– Да. Именно этого я и боюсь.
– Это действительно ты?
– Это действительно я, – подтвердила матушка.
– Ты совсем не изменилась, Эсме.
– И ты тоже, Наверн Чудакулли. Все такой же неисправимый врун.
Они двинулись навстречу друг другу. Между ними проскочил библиотекарь с подносом меренг. Сразу за спинами матушки и аркканцлера по полу ползал Думминг Тупс и собирал рассыпавшиеся пилюли из сушеных лягушек.
– Так-так, – сказал Чудакулли.
– Подумать только.
– Мир тесен.
– Именно.
– Ты – это ты, а я – это я. Поразительно. И это здесь и сейчас.
– Да, но