круглые печки раскалены докрасна. Огни, огни… Горы леденцов, и каждому школьнику - по подарку, чаще всего по книжке, очень нарядной, с цветными картинками: овечки, вулканы… И Санта-Клаус… Да неужели это маляр Лоренцо Никерсон? Откуда же у него взялась такая длинная борода, такие красные щеки? И как он остроумно шутит с детьми, гуськом подходящими к нему за подарком! Волшебные, чарующие звуки женского квартета, который поет о пастушках, что ночью стерегут свои стада, о темных и таинственных холмах под одинокой звездою…
И страшное утро, когда сам пастор, преподобный Вильсон Хинкли Скегс застал Элмера на церковном крыльце за игрой в орла и решку с ребятами из воскресной школы на мелочь, предназначенную для пожертвований, и, больно ухватив его за ухо двумя пальцами с очень острыми и не слишком чистыми ногтями, с позором провел через всю церковь и выставил на всеобщее осмеяние.
А потом - вереница других священников: брат Органди, который заставлял тебя пилить ему дрова; брат Блант, который рыскал по задворкам, чтобы поймать тебя в день всех святых; брат Ингл, молодой, душевный, хоть и очень ревностный священник, который вырезал тебе дудочки из ивовых прутьев.
И еще то утро, когда Элмер спрятал за органом будильник, который оглушительно зазвонил как раз в тот момент, когда церковный смотритель (доктор Праути, зубной врач) прочувствованно возгласил: 'А теперь пусть будет совсем-совсем тихо, и сестра Холбрик начнет читать молитву, а мы последуем за нею'.
И всегда - три кресла, поставленные за кафедрой, внушительные, твердые, с желтыми плюшевыми сиденьями и резными дубовыми спинками, ожидающие, как он был уверен, отца, сына и святого духа.
Да, по существу, церковь и воскресная школа дали ему все, кроме разве что стремления к порядочности, добру и разуму.
Но даже если бы Элмера Гентри не привела в церковь традиция, это сделала бы его собственная мать. За исключением Джима Леффертса, Элмер был по-настоящему привязан только к своей матушке, а она душою и телом принадлежала церкви.
Это была щупленькая женщина, энергичная, большая любительница поворчать - впрочем, беззлобно, отдававшаяся молитвам с тою же страстью, с которой в молодости отдавалась любовным ласкам.
Она была женщина не из робких. Покойный муж ее, Логан Гентри, мужчина рослый, веселый и отличавшийся склонностью к долгам и виски, торговал фуражом, мукой, строевым лесом и сельскохозяйственными орудиями. Рано овдовев, миссис Гентри стала зарабатывать на жизнь себе и Элмеру: шила, отделывала дамские шляпки, пекла хлеб, продавала молоко. Теперь у нее была собственная модная мастерская, тесная, полутемная, но зато красовавшаяся на главной улице. Теперь она имела возможность давать Элмеру триста долларов в год, и этих денег вместе с его летними заработками - обычно он работал в поле и на дровяном складе - ему хватало на жизнь. Правда, это был 1902 год, и это была жизнь воспитанника Тервиллингер-колледжа.
Мать всегда хотела, чтобы Элмер стал священником. Сама она была женщина бойкая и не гнушалась при случае обсчитать заказчицу, давая сдачу, но вид проповедника в долгополом сюртуке, стоящего на кафедре, наполнял ее благоговейным трепетом.
В шестнадцать лет Элмера самым добросовестным образом искупали в Кейуска-ривер, и он стал полноправным членом баптистской общины. Элмер был уже тогда здоровым парнем, но и священнослужитель, совершавший обряд крещения, был дюжий мужчина: он не просто окунул парнишку, но в святом усердии еще и продержал его довольно долго под водой, так что осененный благодатью Элмер вылез на берег весь в грязи, шумно фыркая и отплевываясь. Впоследствии его душу неоднократно приходилось спасать, а однажды, когда он болел пневмонией, пастор и навещавшие больного дамы пришли к единодушному заключению, что благочестие его растет прямо на глазах.
И тем не менее Элмер решительно противился желанию матери сделать из него проповедника: ведь тогда ему пришлось бы отказаться от множества весьма соблазнительных пороков, а он каждый год с восторгом и удивлением открывал все новые. Вдобавок к этому он всегда испытывал мучительную неловкость, когда ему случалось разыгрывать роль праведника перед хихикающей оравой парижских сорванцов - его сверстников.
Даже после поступления в колледж ему нелегко было бороться с матерью. Вдовушка доставала головою лишь до плеча сына, но в ней было столько кипучей энергии, а язычок у нее был такой острый и меткий, что он побаивался ее не меньше, чем язвительных насмешек Джима Леффертса. А какая она всегда была самоотверженная и заботливая мать!… Он никогда не смел открыто признаться ей в своем неверии и только бурчал: 'Да ну, ма, не знаю… Понимаешь, проповедями много не заработаешь. Спешить некуда. Еще успею!'
Теперь она уже знала, что сын скорее всего станет юристом. Что ж, и это неплохо. Когда-нибудь, может, попадет в конгресс и переделает всю Америку, чтобы везде было, как в милом ее сердцу Канзасе. А все же куда лучше бы ему причаститься великих таинств, витающих над церковным престолом!…
Она говорила о нем с Эдди Фислингером. Эдди был родом из городка, который находился всего в двенадцати милях от Парижа. До посвящения в духовный сан Эдди было еще далеко, но все же он получил от своего приходского совета разрешение выступать с проповедями, едва только перешел на второй курс Тервиллингер-колледжа. И как-то летом (пока Элмер работал в поле, купался в бочажке и воровал яблоки в чужих садах) Эдди Фислингер целый месяц ревностно исполнял обязанности проповедника баптистской церкви Парижа.
Когда миссис Гентри обратилась к нему за советом, Эдди принялся наставлять ее со всею важностью своих девятнадцати лет.
Да, конечно, брат Элмер - замечательный молодой человек, такой сильный… Все им восхищаются. Правда, он слишком уж поддается суетным соблазнам мира сего, но ведь на то он и молод. О да, когда- нибудь Элмер остепенится и станет добрым христианином, примерным супругом и отцом, преуспевающим адвокатом. Но священнослужителем - нет, никогда! Миссис Гентри не следует брать на себя слишком много. Все в воле божией. Чтобы посвятить себя служению церкви, нужно услышать Зов Божий: настоящий, таинственный, потрясающий душу… Тогда это и будет призвание. Эдди сам сподобился услышать этот Зов однажды вечером на капустном поле, и с каким святым восторгом! Нет, ей об этом и думать не стоит! Их первая задача - привести Элмера на стезю истинной добродетели, а это, по мнению Эдди, тоже немалый труд. Да, несомненно, пояснял Эдди, во время крещения дух благодати, разумеется, коснулся шестнадцатилетнего Элмера, и бремя грехов было снято с него. Но лично он, Эдди, сомневается, чтобы душа Элмера была в этот момент до конца спасена. Милость господня, по существу, до сих пор не снизошла на него. Пожалуй, можно даже сказать, что он просто не обращен еще в истинную веру.
О, Эдди поставил Элмеру исчерпывающий диагноз, со знанием дела пользуясь всеми соответствующими терминами. В области математики, философии, латыни Эдди действительно приходилось сталкиваться с трудностями, но во всем, что касалось всемогущего господа, его желаний, мотивов тех или иных его поступков на протяжении всей мировой истории, тут Эдди Фислингер с двенадцатилетнего возраста неизменно проявлял полнейшую осведомленность.
- Я решительно ничего не имею против спорта, - говорил Эдди. - Нам нужны сильные мускулы, дабы достойно нести бремя проповедования слова божьего в мире сем. Но вместе с тем мне кажется, что футбол несколько отвлекает от религии. Боюсь, что в
Разговор этот происходил во время летних каникул, когда они перешли на второй курс; и, вероятно, именно тогда Эдди отправился на ферму, где работал Элмер, поглядел на него, здоровенного, всклокоченного, похожего на простого деревенского парня, с закатанными до локтя рукавами рубахи, и, обронив несколько уместных замечаний о погоде, удалился с тем же, с чем и пожаловал…
Бывая дома, Элмер добросовестно старался не перечить матери: почти безропотно шел спать в половине десятого, белил курятник и сопровождал мать в церковь. И все-таки миссис Гентри догадывалась, что сын нет-нет да и пропустит кружечку пива и не очень-то верит истории об Ионе и ките [20], и Элмер с тяжелым сердцем слушал, как она плачет по вечерам,
