церкви Святого Лоренцо, вышел на площадь того же названия.
Еще когда он знакомился с материалами о Флоренции, было ощущение, что, в архитектурном плане, существенная часть истории города укладывается в историю трех дворцов.
Сейчас он стоял перед первым из них: в трехстах метрах от вокзала, углом на Площадь Лоренцо выходило массивное довольно мрачного вида квадратное здание (со стороной метров сорок). Высота каждого из трех этажей ровнялась восьми метрам. Крышу по периметру украшал большой козырек. Окна и порталы первого этажа были забраны в решетки – так теперь выглядел дворец известной в Европе семьи Медичи.
Козимо Старший Медичи – спокойный и рассудительный человек жил в четырнадцатом и пятнадцатом веках сравнительно долго (семьдесят пять лет). Основав торгово-банковское дело, став, фактически, главой (Синьором) Флорентийской республики, он заказал этот скромный, но вместительный дворец, хотя ему навязывали другой – более величественный. Его соперник – Лука Питти, назло Козимо Старшему, взялся осуществить отвергнутый проект и, воздвигнув помпезное здание на другом берегу Арно, разорился.
А этот Дворец не только вмещал всю семью Медичи, будучи покровителем изящных скусств, Козимо Старший приглашал к себе поэтов, художников, скульпторов, архитекторов, философов. Общаясь, талантливые люди обогащали друг друга идеями. Именно из этого здания с жерлом двора-колодца, освежая воздух Тасканы, а за ней и Европы в целом, впервые забил «фонтан» Возрождения. Народ любил Козимо Старшего. Его называли «отцом отечества».
После смерти Козимо, пять лет правил его сын – Пьетро Подагрик. Он так же покровительствовал искусствам, но постоянно болел и прожил короткую жизнь. А потом Синьором Флоренции стал двадцатилетний внук Козимо – Лоренцо Медичи (Лоренцо Великолепный). Будучи поэтом и знатоком искусств, он значительно преуспел в стремлении сделать Флоренцию центром культуры не только в масштабах раздробленной и захолустной Италии, но и всей средневековой Европы. Внешне некрасивый Лоренцо был назван Великолепным за свои дела. Он не только всеми силами поддерживал искусства, но и искусно разоблачал заговоры противников. Во время одного из таких заговоров его брат Джулиан был убит, а он сам – ранен. У него было много друзей, но еще больше врагов. К ним относились не только завистники и претенденты на власть, но и церковь, ибо «Возрождение» звало людей стряхнуть с себя средневековую спячку, наслаждаться красотой человеческого тела и свободой мысли.
После смерти Лоренцо Великолепного, на политической сцене объявился монах Савонарола – проповедник Флорентийского монастыря Сан Марко. Проклиная падение нравов Италии, он считал гуманистические завоевания Лоренцо возвращением к язычеству и предвещал, что Господь поразит город своим гневом. В течение шести лет Флоренция была зомбирована мракобесом. Потом это всем надоело и Савонаролу повесили.
На другой стороне площади Сан-Лоренцо находится церковь Святого Лоренцо (Лаврентия), названная в честь одного из мучеников поры христианских гонений (последний был заживо поджарен на раскаленных углях). Церковь строилась в третьем веке и перестраивалась в – пятнадцатом. В, так называемой, Капелле принцев и в Новой ризнице захоронены почти все представители рода Медичи.
Там, за серыми стенами, таились истинные шедевры: выполненные Микеланджело Буонарроти беломраморные гробницы Джулиано (младшего сына Лоренцо Великолепного) и Лоренцо (внука Лоренцо Великолепного) – отца королевы Франции и вдохновительницы Варфоломеевской ночи – Екатерины Медичи. Даже копии этих гробниц (в московском музее) поразили однажды Петину душу. Такая усталость и такое граничащее с отчаянием раздумье написаны были на мраморных лицах усопших, что вставал сам собою вопрос: «Зачем жить, чтобы потом все равно умереть?» Ниже были высечены аллегорические символы быстротекущего времени: «Дня», «Ночи», «Утра» и «Вечера» – нагие изогнутые тела, как бы соскальзывающие с покатых крышек саркофагов.
По улице со следами дневной торговли Галкин проследовал дальше на юг и вышел прямо к многогранному (почти круглому) Баптистерию (крестильне), и к прекрасному собору «Святой Марии с цветком» (цветком лилии). Длина собора – сто пятьдесят три метра, ширина – девяносто метров, высота купола – сто семь метров. Отделка всех трех объектов: баптистерия, собора и колокольни завершена несколькими столетиями позже. Она – едина по замыслу, но не единообразна. Использовались мраморные плитки трех цветов: белого, зеленого, розового. Сочетание их в геометрических орнаментах, покрывающих здания, создает впечатление изумительных изразцов. Отделка фасадов напоминает и кружева, и поверхность филигранной резной шкатулки из слоновой кости, где даже фигурки святых и апостолов смотрятся не сами по себе, а все вместе, как детали целого. И только огромный красный купол, вырываясь из общего цветового фона, всплывал к небу символом невыразимой любви к единственной женщине.
Неширокая улица Керчи вела Петю дальше на юг. На пересечении с улицей Данте Алигьери он остановился у дома поэта. Четыре этажа. Красная парадная дверь. Потемневшие от времени кирпичные стены. Ничего особенного, кроме следов косметических реставрационных работ. Где-то рядом когда-то жила единственная любовь Данте – Беатриче Портинари (Биче). Впервые он увидел ее в девять лет и не смог забыть. Еще через девять лет он увидит Биатриче, выходящей замуж, и поразится ее совершенством. Она сделается «владычицей его помыслов». А еще через семь лет Биче не станет. Однако высокое чувство к своему идеалу Данте сохранит до конца своих дней. Он напишет книгу «Обновление жизни», в которой покажет: все, что творится с ним в каждое мгновение бытия, происходит под влиянием священной любви к Беатриче.
С тысяча триста второго года до конца жизни Данте живет в изгнании, много пишет, в том числе главный труд своей жизни «Комедию». «Божественной комедией» ее назовут уже после его смерти. В известной степени книга – тоже о Беатриче. Попав после смерти в сонм ангелов, женщина как будто находит в том мире душу поэта древности – Вергилия и просит его показать Данте царство теней, чтобы в назидание людям он смог его описать. Вергилий соглашается и проводит поэта по девяти кругам ада, девяти уступам чистилища и девяти сферам рая. А вот какой предстает в книге сама Беатриче:
– это было так созвучно музыке, которая играла в душе Петра в ночной тиши у дома с вывеской: «Cassa di Dante Alighieri»! (Дом Данте Алигьери) Разница была лишь в том, что, храня в душе образ «своей Беатриче», он до сих пор не знал ее имени, хотя недавно даже разговаривал с ней по телефону.
В самой существенной части Комедии – в кругах Ада – Данте показывает души одержимые человеческими грехами: ничтожных, сладострастников, чревоугодников, скупцов и расточителей, насильников, обманщиков, сводников и обольстителей, льстецов, прорицателей, мздоимцев, лицемеров, лукавых советчиков, зачинщиков раздора, поддельщиков металла, денег и слов, предателей всех мастей и прочих. Он создает настоящую энциклопедию известных в те времена пороков.
Не забыт был и грех, который Галкин числил за собой лично. У Данте он выглядит так:
Галкин перемещался на юг небольшими рывками метров по пятьдесят-семьдесят. На этот раз перед ним лежала освещенная скрытыми прожекторами уютная Площадь Синьории, которую он не раз мог видеть на картинах музеев обеих столиц.
Площадь окружали старинные здания желто-бурого цвета. Впереди слева высился «Старый дворец» – пятиэтажная громада с окнами-бойницами, с изящным арочным воротничком по периметру верхних этажей, с зубчатым верхом, напоминающим замок. Над дворцом поднималась дозорная башня, тоже с арочным воротничком, с зубчатым верхом и с открытым скворечником маковки. А перед дворцом струился фонтан, над которым, в окружении «бронзовой нечисти» вздымался мраморный Нептун (работы Амманнти). Неподалеку мраморным диском было отмечено место, где тело повешенного монаха Савонаролы было предано огню. Правее стояли еще две мраморные фигуры: знаменитый Давид Микеланджело (копия) и Геркулес Бандинелли. С юга площадь обрамлял высокий арочный навес на четырех колоннах – Лоджия Ланци. Перед Лоджией и под ее навесом также стояли скульптуры. Среди них еще один мраморный
