хотелось… тех, кто предпочитает, как они имеют наглость заявлять, нормальную, традиционную музыку!..» — «Но почему? — возразил Тим. — Офелия неплохо поработала! Сами же знаете!» — «Нельзя останавливаться на достигнутом!» — «А она и не останавливается…» — промямлил Тим еле слышно.
Миней вскинул голову и пояснил: «Вот поэтому мы решили перейти к более активным методам внедрения прогрессивных и популярных в цивилизованном мире культурных течений. Технические методы внедрения нового бьют наверняка! На поверхности — всевозможные конкурсы, назовём их турнирами. Так звучит… э-э-э… загадочно, романтично… — Миней элегантно повёл рукой, — элитарно!.. Мы предоставим возможность соревноваться самым разным музыкальным ансамблям, группам, оркестрам, даже солирующим артистам. Даже клейзмерам и исполнителям хасидского рока. Самую лучшую сцену, нашу «Цедефошрию» мы предоставим для самого первого Турнира! Но нам нужно, чтобы там победили самые лучшие, самые достойные!.. Те, кто того заслуживает!.. Это и вопрос финансов, если хочешь…» «Вашу мысль я понял! Серьёзно — понял! Мне даже ясно, зачем нам надо проводить турнир именно в «Цедефошрии»! — воскликнул Тим, радостно улыбаясь и потирая руки.
— В общем, я соображаю, что нам нужно. А назовём мы этот прибор… э-э-э… фелио! Вернее, фелиофон! Фелио — так я назову эффект, создаваемый прибором. Так будет звучать… э-э-э… научно. Словечко фон, оно… завсегда…» — «А почему фелио?» — прищурился с понимающей улыбочкой Миней. — «Это название мне только что явилось…» — «Только что — явилось?» — хитро улыбнулся старик. — «Какая-то мистика, наверно… — потупился Тим. — Вот так мне кажется, и всё… Объяснить не могу…» — «Ну, и не надо, Тимми! Я же понимаю, сам был молодым! Фелио — это звучит, это красиво! В перспективе твой… э-э-э… Ладно, уговорил: назовём его фелио-эффект! Он будет задействован в одном из основных блоков программы угишотрия. Там он ещё как пригодится! Есть ещё идейки… Например, автоматизированный голосователь… первый в мире! Но об этом — потом, в первую очередь — фелио!» — прихлопнул ладонью по столу Миней и весело подмигнул Пительману.
Тим искренне заинтересовался: «А что такое угишотрия? Уж очень название интересное и загадочное!» — «Оно тоже явилось мне… э-э-э… только что. Ты знаешь, Тимми: в Эрании есть целая группа людей, которых так просто к струе подобающей цветовой гаммы не приобщить. Ты знаешь, о ком я говорю. И я не уверен, что тривиальным путём убеждений удастся чего-то достичь. Уж очень много упорства не по делу! Поэтому придётся нам разработать такую программу… э-э-э… целый комплекс программ, так сказать, систему, которую не тут и не сейчас называли кнут и пряник. Вот эту систему мы и будем автоматизировать. Теперь понятно, откуда такое загадочное название? Кстати, самое серьёзное внимание обрати на незатейливую идейку Моти, где в качестве запускающей и управляющей команды используется та или иная мелодия, тот или иной мотивчик. Помнишь, я тебе дискетку давал?» «Ага… — замялся Тим. — М-м-да… Миней… Вы же знаете, что у меня с музыкальным слухом… э-э-э… того… про-блема…» — «Но ведь эта твоя, как ты называешь, проблема не мешает тебе успешно заниматься вопросами акустики.
Даже Ори Мусаки-сан предпочёл тебя всем прочим претендентам, обладателям абсолютного музыкального слуха и безукоризненного вкуса…» — «В традиционном понимании, не забудьте!» — «Вот- вот! То есть в соответствии с отживающими традициями! — подчеркнул многозначительно Миней. — Это неспроста! Не сомневайся, именно такие, как ты, нам и нужны! У тебя слух и вкус не испорчен отживающими традициями, а значит, ты более других открыт всему новому и прогрессивному!
Понял, мальчик мой?» — «Понял, Миней! — просиял Тим Пительман. — Но я постараюсь найти кого-нибудь из верных и преданных нам людей, у которых и с восприятием всего нового и прогрессивного — в духе силонокулла! — всё в порядке, и музыкальный слух… э-э-э… как полагается! А скажите, Миней, Моти эту свою идейку случайно не запатентовал?» — «Нет! То, что он мне тогда принёс, была ещё очень сырая идейка… ну, когда мы об этом говорили… Он сам в ней, я думаю, ещё не видел чего-то такого патентоспособного. Я же тогда постарался ему внушить, что она ничего не стоит. Вскользь, ненавязчиво… Он мог подумать, что угодно, хотя я сделал вид, что меня удручает именно мелодия, которую он использовал, как запускающую. Не помню, чтобы за эти годы он мне что-то на эту тему приносил, или чтобы где-то эту идейку использовал. А ведь согласно уставу «Лулиании», разработчик не обладает авторским правом на свою разработку — без особого разрешения руководства. Это касается патентования и лицензий. Ты что, забыл?» Тим, конечно, не забыл, хотя уже не раз и не два нарушал этот пункт устава.
Мезимотес подозревал это, но смотрел на нарушения сына Шайке Пительмана сквозь пальцы: сынок старого приятеля был ему дороже всех правил и уставов.
«Отлично! — потирая руки, проговорил Тим. — Значит, договорились, шеф! Да, а что, Арпадофелю тоже не полагается об этом знать? Вы же сказали, что я буду под его началом!..» — «Он об этом узнает, но — не сейчас. Сначала сделай хоть что-нибудь, чтобы показать товар лицом! Это будет для него маленький сюрприз… Понял, Тимми? — пристально глянул на него Мезимотес. — Потом-то, конечно, всё-о ему скажем. Он же наш друг и соратник! Короче, иди, действуй!» Миней знал, что Пительмана за уши не оттащишь от задачи, пока не будет готов самый первый образец прибора, как его? — фелиофона. Уж этот-то готов всех своих подчинённых бросить на перелопачивание всех архивов, всех источников необходимой для решения задачи информации, чтобы они нашли ему то, что ему нужно, что можно к делу толково пристегнуть. Спуску он им не даст, на всю катушку использует свою единственную и неповторимую нежность-удавку, из которой до сих пор никому не удавалось выскользнуть. Только бы он смог так хитро поставить дело, чтобы никто из них ни о чём не догадался!
Тим попятился и бочком, бочком вывинтился из беседки. Отодвигая рукой ветви кустарника, раскланиваясь и продолжая сладчайше улыбаться боссу, он пятился, пока не врезался пухлой широкой спиной в ручку маленькой дверцы туалета, через которую и прошёл совсем недавно в сад, направляясь к беседке. На всякий случай, состроив страшно озабоченное лицо, Тим скрылся за маленькой белой дверцей, ведущей в туалет. А уже в холле, выйдя бочком из туалета с другой стороны, он прошмыгнул мимо Моти, рассеянно бредущего по коридору в беседку к боссу, естественно, по направлению к обычной двери, ведущей в тот же сад.
Обеденный перерыв близился к концу. Моти, сидя в неудобной позе, дремал подле включённого компьютера.
На столе мелодично пропел телефон. Моти вздрогнул и схватил трубку, уронил, снова схватил и прижал к уху: «Блох слушает», — хрипло со сна пробормотал он. — «Адон Блох?» — услышал он голос Минея. — «Да, адони», — уже более ясным голосом.
— «Через полчаса жду тебя в летнем кабинете…» — «Хорошо», — не совсем ещё придя в себя, пробормотал Моти.
Моти подумал и решил на всякий случай захватить ноут-бук, где он работал над маленькими эскизами, используя их, как кубики, для построения крупных блоков. Он думал, что речь пойдёт о новой компьютерной игре, начинающей очередную серию; вчера шеф обмолвился об этом.
Миновав длинный коридор и выйдя в маленький холл, Моти боковым зрением заметил нечто огромное, промелькнувшее мимо него и на большой скорости пронёсшееся через холл. Выйдя во двор и подходя к увитой виноградом беседке босса, он сообразил, что это был Тим Пительман. Моти поразило мимолётно схваченное взором странное выражение лица Тима — как будто его поймали на чём-то не совсем дозволенном. Но он решил, что это аберрация зрения, или странные игры подсознания — из-за того, что огромный Тим слишком стремительно пронёсся мимо него.
Моти пожал плечами, мелькнула забавная мысль об инертности больших масс. Он вошёл в беседку, где тотчас забыл о странном видении в образе Тимми Пительмана, выхваченном боковым зрением. То, что он увидел — умело сервированный низенький столик, изысканные закуски и бутылки дорогого коньяка, — поразило его. Изумлению Моти не было границ: с чего бы такое в разгар обыкновенного рабочего дня?
Шеф Миней важно восседал напротив входа и улыбался знакомой загадочной улыбкой.
«Присаживайся, дорогой, присаживайся! Кофе, чай, коньяк?» — по обыкновению ласково повторил он стандартную фразу. Моти присел в плетёное кресло и заботливо пристроил на коленях ноут-бук.
Мезимотес продолжал ласково и загадочно улыбаться, тихо приговаривая: «Да ты бери, бери сласти — они из фирменной кондитерской!» — «Жена и дочь любят «Шоко-мамтоко».
Знаете? — в Парке, возле «Рикудей-Ам»… Мои девочки такие сладкоежки!.. Но на Ширли это никак
